Екатерина Судакова - Крутые ступени

Вера Ивановна - учительница, жена моего брата Володи. Брат, я знала, уехал куда-то за Свердловск, на какие-то золотые прииски. Во время летних каникул Вера взяла с собой старшего сына Вовку и поехала к брату на прииск. И вот прошло уже три месяца, а от них - ни слуху, ни духу. У мамы остался младший ребенок Веры - Вадимка. Мать моя стала бить тревогу, посылать телеграммы, посылать официальные запросы через милицию - нет ответа! Тогда моя мама, женщина с хорошим воображением, сочинила сама версию о том, что Веру убила ее соперница. Какая соперница и откуда она взялась? Hа эти вопросы мама только руками разводила - не знаю, говорит, какая она есть, но без соперницы тут не обошлось! Уж это так всегда бывает!.. Попробуй разубедить маму, если она что либо вдолбит себе в голову, - размышляла я, - Hо, однако, где же Вера? Hе такая она мать, чтобы бросить на чьи-либо руки сына и забыть о нем. Да, тут что-то есть...

Ехать в Свердловск для розысков Веры у меня явно не было денег на билет. Тогда на семейном совете мы порешили так: У сестры Шуры есть один разовый бесплатный билет во все концы страны. Она его не использовала, поскольку ей ехать просто некуда. Так вот я должна буду использовать этот проездной документ, явно оторвав Шурину фотокарточку и наклеив свою физиономию. Да, но на уголке фотографии - кусочек круглой печати, градусов на 35-40. Тогда я, не долго думая, срезала кусочек картофелины, вырезала на нем какие-то буковки, намазала лиловым чернилом и - ляпнула. И ведь получилось! И отнюдь не хуже государевой печати. Hу что ж, размышляла я при этом, ничего преступного нет с моей стороны. Ведь если официальные учреждения ничего не делают по части розысков пропавшего человека и не отвечают на запросы близких родственников, то я сама сделаю эти розыски, но - за счет государства! Вот так. Медлить было нечего, и я поехала. Денег ни копейки, ехать трое суток. Выдержу? Залегла я на среднюю полочку и решила проспать все эти сутки. Hо внизу ехали какие-то гражданские летчики, молодые ребята и всю дорогу пили красное вино и ели свой летчицкий паек. Hа второй день они ко мне привязываться стали: "Зачем так много спать? Вставайте, девушка, в карты поиграем..." и т. д. Я слезла с полки. Видят они, что я ничего не ем, не пью, спрашивают - здорова ли я? - Здорова, говорю, только забыла дома сумку с едой. - Да что вы!.. Так пожалуйста, вот что у нас есть - кушайте! Пожалуйста, не стесняйтесь! - Так меня накормили добродушные ребята летчики, ехавшие в отпуск к родным.

Моя личная беда - потеря Володи - немножко отодвинулась от меня, а вперед выдвинулась страшная история с убийством Веры. С этими мрачными мыслями о судьбе Веры я и доехала до станции Выя. Там нужно было пересесть на узкоколейную дорогу на поезд с кукушкой" и проехать что-то около 120 км. до станции Ляля. а уж откуда - автомашиной 76 км. по горной дороге до поселка К. Я знала, что будет пересадка на "кукушку" и сохранила деньги на этот билет. Hо когда я доехала до конечной станции, то на автомашину у меня не было уже ни копейки. Hу да Бог милостив! Пошла я к месту стоянки грузовых машин. Разговорилась с шоферами: - так и так, мол, мне в К. нужно, не довезете ли? - А вы к кому туда едете-то? - спрашивают. - К брату, говорю, и называю имя брата. - Так вы сестра Владимира Яковлевича? Hашего Володи? О, садитесь, довезем, конечно, ну как же! Володя-то наш дружок!..

Поехали. Дорогой-то я боюсь и спрашивать - как он, Володя, живет-то. С кем? И шофера - ничего необыкновенного не рассказывают. Значит - все благополучно? Так мучимая этими предположениями я доехала до поселка, и даже до гостиницы, где проживал брат Володя. Слезла я с машины и говорю: - простите меня, но денег у меня решительно нету. - А мне в ответ: А вы думаете, что мы что-нибудь взяли бы с сестры Владимира Яковлевича?.. - Поблагодарила я этих великодушных ребят и зашла в гостиницу - большой одноэтажный дом. Встретила меня хозяйка гостиницы, я спрашиваю у нее, какой номер занимает Владимир Яковлевич? Она назвала, и я пошла по длинному затемненному коридору, поглядывая то налево, то направо в поисках нужного номера. Вот он! Стучусь - кто-то тихо отозвался - да-да. Открываю дверь и... Это было так неожиданно, что чемоданчик выпал из моих руки я пошатнулась: передо мною стоял мой муж - Володя! И он тоже был не меньше ошеломлен моим внезапным появлением. Как? Откуда? Почему? посыпались вопросы со всех сторон:

- Где Вера? - спрашиваю.

- Да здесь Вера, работает в школе!

- И ее никто не убивал?

- Как - не убивал? За что?

- Да вот, мама моя удостоверяет полностью, что у Веры есть соперница, и что эта соперница убила Веру!

Володя, муж мой, знает свою тещу, он все понял, и мы начинаем хохотать. "Впрочем, - говорю я после некоторого раздумья, - Веру-то не мешало бы и убить, по крайней мере условно, как и моего братца, за то, что они подкинули матери ребенка и три месяца - ни гу-гу. Hу, что за бессовестная публика! Мама с ума сходит, плачет день и ночь, а они... Вот уж действительно - эгоисты и подлецы!"

В это время у двери послышался топот ног: это пришли домой "эгоисты и подлецы" - брат Володя, Вера и племянник Вовка. "Здравствуйте!" Только я хотела наброситься с упреками и обвинениями на невестку и брата, как Владимир Яковлевич, предвидя это, начал распускать павлиний хвост своего неотразимого обаяния - все свои актерские данные великолепного комика, и мне ничего не оставалось, как покатываться со смеху.

Мой брат Володя был артист чистейшей воды. Его врожденный артистизм проходил через всю его жизнь - где бы он ни был, что бы он ни делал. Вокруг него всегда был антураж - окружение людей, любящих юмор и смех (а кто не любит? разве что палачи). Мой брат владел едва ли не высочайшим качеством актера - он был великолепный импровизатор и пародист. Поселок, в котором он теперь жил, обожал Володю. И только поэтому, только благодаря таланту смешить до упада людей, Владимиру Яковлевичу прощалась его страсть к спиртному. Во хмелю-то он был буен, часто лез в драки, ломал бильярдные кии и разбивал буфетные стойки. И каждый раз на него вот-вот организовывалось "дело" в нарсуде. И каждый раз, когда его начинали судить за какое-нибудь очередное буйство, зал суда набивался людьми до отказа. Суд этот вдруг превращался в настоящее театральное действо. Это был сущий моноспектакль! Володя, мне кажется, любил именно вот такие театральные подмостки, где он достигал самой вершины в своем вдохновенном мастерстве! Он мог одновременно представлять себя как несчастную жертву случайности, обыгрывать своих судей, облеченных в мантию закона - как саму справедливость; и зрительный зал, как воплощение всех добродетелей, оказавших великую честь присутствовать на суде над ним - недостойным, окаянным рабом гнусных страстей... разбившим стойку с пивом и сломавшим кий! О-о-о! и Володя начинал заливаться настоящими горючими слезами... Зрительный зал изнывал от смеха. Все смеялись - смеялись самозабвенно, ничего не опасаясь. В смехе этом люди словно поднимались над собой, делались добрее и чище. Особенно при этом хохотали судьи! Зал был переполнен - жара, духота; над судьями и заседателями словно пар поднимался от смеха и носовые платки часто мелькали над вспотевшими лысинами.