Игорь Богданов - Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Почти все они принадлежат табачным же фабрикантам, и только немногие — Г. С. Семенову, новатору в табачной торговле, поставившему ее в такие условия, что она в руках этого предпринимателя, кажется, влияет на сбыт Табаков той или другой фабрики. Кроме Г. Семенова, крупных торговцев табаком и табачными изделиями у нас нет. Он снабжает все табачные и мелочные лавочки, трактиры, погреба и портерные, хотя сам табака не фабрикует. Почти ни один продавец не обращается непосредственно за товаром на фабрики, а непременно идет к Семенову, у которого он пользуется и выбором, и скидкою, и даже кредитом».

Упомянутый Гавриил Семенович Семенов — потомственный почетный гражданин, петербургский 1-й гильдии купец, в купечестве с 1878 года, торговлю начал в 1876 году. Открыв табачную лавку, он первое время доводил торговый оборот до 5000 рублей в год. Спустя два года ежегодный оборот его торговли, на зависть конкурентам, достиг уже одного миллиона рублей, а к 1903 году превысил шесть миллионов рублей. Торговые операции Семенов производил табачными изделиями, бумагой и чаем, и оптом, и в розницу, на главном складе, на Сенной площади, в доме 42, а также в магазинах (Невский проспект, 82 и 128, Большой проспект Петроградской стороны, 16 и др.).

Спустя несколько лет положение на табачном рынке изменилось. От удачливых посредников вроде Г. Семенова инициатива перешла в руки фабрикантов. Торговцы, покупая табачные изделия на фабриках в кредит до шести месяцев, пользовались скидками до 30 %. Если расплачивались наличными — получали дополнительную скидку в 2–3 %. Розничные торговцы при покупке в кредит на шесть месяцев получали от оптовиков скидку до 20 %, а при оплате наличными имели еще скидку в 2–3 %.

Папиросы в XIX веке продавались не только в табачных и мелочных лавках, в трактирах, но и «на ларях», у уличных торговцев. Их можно было купить в коробках из папки или бумаги по десять, двадцать пять и сто штук в коробке или пачке. За десяток папирос отдавали пять, шесть и десять копеек, за двадцать пять штук — пятнадцать и двадцать пять копеек, за сто штук — шестьдесят копеек и один рубль. Были папиросы и дороже, но они продавались только в табачных магазинах.

В Петербурге табачные изделия продавались по номинальным ценам, но в лучших ресторанах и буфетах города они стоили на 50, а то и на 100 процентов дороже.

В соответствии с принятыми торговыми правилами, на каждой папиросной пачке непременно указывались ее вместимость, цена, сорт (например, «Трудовые» фабрики Шапошникова — 20 штук, 5 копеек, 2 сорт), чистый вес табака в тысяче штук папирос (1 фунт). Также предлагалось пространное «Извлечение из статьи 940 Устава об акцизных сборах: «Покупателям предоставляется в каждом открытом торговом заведении брать табачные изделия 2 и 3 сортов по той цене, которая на ней поставлена»».

В табачных лавках и магазинах торговали не только табаком. В одном из рассказов Н. А. Лейкина, написанном в 1880 году, говорится о том, как молодые супруги Корытниковы открыли на Петербургской стороне «при своей квартире табачную лавку». Далее следуют замечательные подробности, явно списанные с натуры: «В день открытия лавки праздновали новоселье. Был молебен с водосвятием, а после него пирог с сигом и выпивка… Гости выпили и сделали почин торговле, купив по пачке папирос», — но не только: «Священник купил бронзовые запонки своей жене за двугривенный. Кроме того, в магазине торговали и игрушками. На окне лавочки был выставлен игрушечный медведь в крашеной заячьей шкуре, играющий на барабане, и раскрашенные детские картинки с изображением солдатиков для вырезок, вследствие чего у окна целый день стояла толпа ребятишек».

«Торговли совсем не было», — заключает автор. В лавку заходили то за мозольным пластырем, то спрашивали, умеет ли табачник заговаривать зубы. В качестве рекламы хозяин лавки подарил как-то одному из несостоявшихся покупателей пачку папирос, но должного действия презент не возымел — покупатель больше не пришел.

Торговцы знали, что без рекламы не обойтись, — на первое время хоть наружной. По воспоминаниям А. Ф. Кони, «у табачных магазинов непременно два больших изображения: на одном богато одетый турок курит кальян, на другом негр или индеец, в поясе из цветных перьев и таком же обруче на голове, курит сигару». В 1848 году «Санкт-Петербургские ведомости» отмечали: «… недавно на Невском проспекте явилась небывалая вывеска: щит прекрасного розового цвета, украшенный серебром и золотом». Под этой вывеской открылся магазин папирос и табака Христофора Спиглазова, фабрика которого находилась на Васильевском острове.

За десять лет до появления этой вывески Ф. В. Булгарин отметил следующее: «Около двух лет проходя ежедневно по Невскому проспекту, за Аничковым мостом, мы видели золотого орла над вывескою табачного магазина с надписью — В. Жуков. Мы думали, что это — магазин Василия Григорьевича Жукова (известного табачного фабриканта николаевских времен). Однажды, подойдя поближе, мы удивились, удостоверясь, что это не орел, а лев, осыпанный табачными листьями, и так искусно, что в 10 шагах кажется орлом с распростертыми крыльями, а торговля совсем не известного Жукова, а его однофамильца».

Пройдет совсем немного времени, и невозможно будет встретить газету или журнал без объявлений о продаже папирос, сигар или трубочного табака петербургских фабрик. Безусловными лидерами в этой области являлись «Лаферм» и «Товарищество «А. Н. Шапошников и К°»». В магазине Лаферма на Невском проспекте, «рядом с Пассажем, в доме генерала Сутгофа» (как говорилось в рекламном объявлении), торговали не только табаком, но и предметами для изготовления вещей «в подражание фарфору» — вазами, кубками, рисунками, ножницами, красками, маслами, лаками и пр. Этих самодеятельных художников называли «потишоманами» (от французского слова «potiche» — «китайская или японская фарфоровая ваза»).

«Потишоманам» была адресована брошюра, изданная магазином в 1854 году.

Между тем и другие табачные фабриканты то и дело напоминали о себе. Иногда помогали им в этом литераторы. Так автор уже упоминавшейся книги «Трубка табаку» заключил свое сочинение следующими строками, за которые явно получил дополнительный гонорар: «Обращайтесь к доброму Винклеру (в доме Решетниковой по Гороховой улице, у Каменного моста): вас снабдят с самою немецкою добросовестностью истинно хорошим табаком, истинно хорошими сигарами. Дым этого табака и этих сигар на меня имеет сладостное действие, заставляя мыслить, чувствовать, мечтать, писать, и — увы! — печатать… от табака к литературе легко шагнуть, но… пора набить и закурить другую трубку Винклерова табаку». Не забыл автор, разумеется, упомянуть и о том, что трубка набивалась жуковским «вакштафом», за что и В. Г. Жуков должен был сказать ему спасибо.