Гровер Ферр - Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда

Несколько слов о Чубаре сказал в своих воспоминаниях Каганович:

«Общее настроение, общественное мнение было такое, что это было невозможно. Я защищал Косиора, Чубаря, но когда мне показали целую тетрадь, напнсанную Чубарем, его показания, его почерком, я руками развел!..

Устраивали очные ставки. Сталин говорил: „Проверьте”. Проверили так Косиора, Чубаря – спасти их не удалось» [328].

Молотов рассказывал Чуеву, что он сам присутствовал на одной из таких очных ставок. Арестванный Антипов, друг Чубаря, давал показания против последнего, а тот категорически отвергал все обвинения в свой адрес. И того, и другого Молотов хорошо знал по работе в СНК [329].

Из постановления Политбюро от 16 июня 1938 года следует, что к этому времени против Чубаря накопилось достаточно обвинительных материалов, но его только отстранили от должности, не подвергая аресту:

«60. – О т. Чубаре В. Я.

1. Ввиду того, что показания Косиора, Эйхе, Тр. Чубаря , а кроме того, показания Рудзутака и Антипова, бросают тень на т. В. Я. Чубаря ( выделено мной. – Г. Ф. ), Политбюро ЦК не считает возможным оставить его членом Политбюро ЦК и заместителем председателя СНК Союза ССР и считает возможным дать ему работу лишь в провинции для испытания.

2. Вопрос о конкретной работе т. Чубаря решить в течение ближайших 2‑х дней» [330].

Согласно докладу комиссии Поспелова Косиор был арестован 3 мая 1938 года, т. е. за несколько месяцев до прихода Берии в НКВД. Далее там же говорится, что «с первых же дней содержания его в Лефортовской тюрьме к нему применялись самые варварские, зверские пытки, учинялись допросы свыше 14 часов беспрерывно, в ночное время, лишая его сна и минимального отдыха» [331]. В 1956 году из 54 допросов в деле Косиора обнаружилось лишь 4 протокола допроса. Сказанное только подтверждает справдливость многих утверждений цитировавшегося выше заявления Фриновского.

В показаниях б. начальника УНКВД по Свердловской области Д. М. Дмитриева утверждается:

«ЛЮШКОВ рассказал мне, что ЛЕПЛЕВСКИЙ, поехав на Украину, очень шумел по поводу выкорчёвки людей БАЛИЦКОГО. Он арестовал ряд руководящих сотрудников украинского НКВД, обвиняя их в том, что они вели контрреволюционную деятельность по заданиям БАЛИЦКОГО, и в то же время законспирировал ряд заговорщиков, которые должны были действовать по его заданию.

Борьбу с правыми ЛЕПЛЕВСКИЙ вёл таким образом, что головку организации всячески охранял от разоблачения.

Речь в данном случае шла о КОСИОРЕ С. В. Последний, по словам ЛЮШКОВА, фактически командовал в оперативной работе НКВД Украины…

Одно время у меня было впечатление, что БАЛИЦКИЙ и ЛЕПЛЕВСКИЙ вели друг с другом войну и были личными врагами. ЛЕПЛЕВСКИЙ сообщил, что всё это явилось лишь видимостью и что в действительности он и БАЛИЦКИЙ входили в одно контрреволюционное подполье, возглавляемое КОСИОРОМ, являвшимся одним из наиболее законспирированных правых на Украине( выделено мной. – Г. Ф. )» [332].

Анатолий Бабулин, племянник Ежова, который участвовал с ним в одном заговоре, дал показания о «моральном разложении» Ежова и его жены Евгении Соломоновны, сообщив следствию, что Косарев был одним из «наиболее частых гостей в доме Ежова» наряду с Пятаковым и другими:

«У ЕЖОВА и его жены Евгении Соломоновны был обширный круг знакомых, с которыми они находились в приятельских отношениях и запросто их принимали в своем доме. Наиболее частыми гостями в доме ЕЖОВА были: ПЯТАКОВ; быв. директор Госбанка СССР – МАРЬЯСИН; быв. зав. иностранным отделом Госбанка – СВАНИДЗЕ; быв. торгпред в Англии – БОГОМОЛОВ; редактор “Крестьянской газеты” – УРИЦКИЙ Семен; КОЛЬЦОВ Михаил; КОСАРЕВ А. В.; РЫЖОВ с женой; Зинаида ГЛИКИНА и Зинаида КОРИМАН» [333].

Опираясь на показания Виктора Бабулина (брата Анатолия), Янсен и Петров попытались проследить связь между Косаревым и супругой Ежова:

«Виктор Бабулин добавил Александра Косарева и студента Индустриальной академии Николая Барышникова к тем, с кем она ( Евгения Соломоновна. – Г. Ф. ) имела интимные отношения. Бывший комсомольский вожак Косарев (главный редактор журнала Евгении “СССР на стройке“) был взят под стражу ещё 28 ноября 1938 года и расстрелян 23 февраля следующего года. Он был арестован как участник т. н. “заговора в комсомоле”, однако нет никаких доказательств, что его дело было каким-то образом переплетено с Ежовым» [334].

Вадим Роговин подчёкивает: деятельность Косарева подверглась суровой критике на Пленуме ЦК ВЛКСМ 19–22 ноября 1938 года. Пытаясь оправдаться, «Косарев ставил себе в заслугу, что ЦК ВЛКСМ “нередко шёл впереди НКВД”, и приводил многочисленные примеры ареста комсомольских работников “по нашим материалам” и “после нашего следствия”». Несмотря на оправдания,

«Пленум освободил от должности Косарева и ещё четырёх секретарей ЦК ВЛКСМ за “бездушно-бюрократическое и враждебное отношение к честным работникам комсомола, пытавшимся вскрыть недостатки в работе ЦК ВЛКСМ, и расправу с одним из лучших комсомольских работников (дело тов. Мишаковой)”» [335].

Как отмечает в своих воспоминаниях Акакий Мгеладзе, который в 1930‑е годы был одним из руководителей ЦК комсомола Грузии, вопрос о Косареве однажды был поднят им в одной из приватных бесед со Сталиным, во время которой им было сказано:

«Вопрос о Косареве два раза обсуждался на Политбюро. Проверку материалов поручили Жданову и Андрееву, они подтвердили, что заявление Мишаковой и других соответствуют действительности и материалоы НКВД не вызывают сомнений» [336].

Мгеладзе, считавший, что Косарев был невиновен или оклеветан Берией по личным мотивам, либо же стал жертвой судебной ошибки, тем не менее признавался:

«Я читал стенограмму Пленума ЦК ВЛКСМ, на котором снимали Косарева. И в выступлениях Жданова и Андреева, и в докладе Шкирятова всё было настолько обосновано, невозможно было ни в чём усомниться» [337].

Как отмечает Мгеладзе, Сталин далее подчеркнул, что ошибки бывают у всех; особенно много их было допущено в 1937 году, когда пострадало немало честных людей. Но, рассуждая об ошибках, Сталин не считал, что это каким-то образом относится к делу Косарева.

А. В. Снегов упомянут в двух «расстрельных списках» и в обоих случаях с приговором по «первой категории» (расстрел): см. список от 7 декабря 1937 года по Ленинградской области [338]и список от 6 сентября 1940 года [339]. Несмотря на всё это, Снегов остался жив, был одним из делегатов XX съезда КПСС и умер в глубокой старости в начале 1970‑х годов.

Как указывается в предисловии к Интернет-публикации «расстрельных списков»,