Михаил Долбилов - Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

Вызванное полемикой по делам западных окраин переосмысление роли «Вести» некоторыми из тех деятелей, которые ранее презрительно смотрели на нее как на «крепостнический», «плантаторский» орган печати, хорошо передано в письме Де Пуле Бессонову от 12 августа 1867 г. (когда Лопушинский, и об этом Де Пуле знал, уже обдумывал перспективу сотрудничества в этой газете): «Знаете ли, что “Весть” начинает приобретать здесь расположение между честными русскими людьми. Только в “Вести”, говорят, можно прочесть и напечатать правду. …И я торжественно говорю, смелое и правдивое слово о здешнем крае говорит одна “Весть”. …Если я поеду в Петербург, я отправлюсь в редакцию “Вести”. Любопытно и, может, полезно будет познакомиться с людьми, до цинизма говорящими правду» (ОПИ ГИМ. Ф. 56. Ед. хр. 515. Л. 16 об. – 17). В 1868 году эстафету «Вести» в освещении эксцессов русификации подхватила учрежденная Н.Н. Юматовым и А. Киркором газета, которую ожидало, хотя уже не в их руках, большое будущее, – «Новое время» (см.: Смалянчук А. Паміж краёвасцю і нацыянальнай ідэяй: Польскі рух на беларускіх і літоўскіх землях. 1864 – люты 1917 г. Выд. 2-е. СПб., 2004. С. 65–66). Лопушинский стал и ее корреспондентом; в тогдашних публикациях «Нового времени» подчеркивалась этнокультурная неоднородность Северо-Западного края (из-за чего у русских националистов газета имела репутацию полонофильской).

ГАРФ. Ф. 109. Секр. архив. Оп. 2. Д. 714. Л. 21–22 (перлюстрация письма от 16 ноября 1867 г.).

Владимиров А.П. О положении православия в Северо-Западном крае. М., 1893. С. 79–81, 90. В обороте «…называли их вместе с поляками “нáездом”» поляки – субъект, а не объект действия (т. е. и они называли так великорусов; исходное польское слово – «najazd»). К моменту публикации этой книги Кояловича уже не было в живых, но восемью годами ранее он резко полемизировал с Владимировым по теме конфессиональной политики в Северо-Западном крае в 1860-х годах: Коялович М. Критика: «История плана располячения католицизма в западной России», воспоминания А.П. Владимирова // Церковный вестник. 1885. № 45. С. 754–756; № 46. С. 774–775; № 47. С. 794–796.

Ср., напр., интересное описание отношений между различными кружками «русских» в Литовской православной семинарии в Вильне 1870-х годов: [ Маренин В .] Пр.[отоиерей] В. М….ъ . Школьные и семейные воспоминания. Ч. II: Первые служебные шаги в Литве. Пг., 1915. Маренин, выходец из Великороссии, утверждал, что в глазах заносчивых, барствующих «литвяков» (к которым принадлежала элита экс-униатского духовенства, включая влиятельного протоиерея Виктора Гомолицкого) чудаковатый ректор семинарии архимандрит Августин, малоросс по рождению, был «кацапом». Иными словами, в «литвяцком» прочтении это пренебрежительное прозвище, часто употреблявшееся именно на Украине по адресу великорусов, означало и «москаля», и «хохла» (Там же. С. 14–15, 24, 41–43).

Фигура Владимирова являет собой еще один пример причудливого сочетания разных идей и сантиментов в поиске формулы местной русской идентичности. Как и Лопушинский, он окончил полный курс духовного образования (Московскую духовную академию) и на всю жизнь сохранил нерасположение к православному духовенству, не находя, однако, принципиальной разницы между «древлеправославным» и экс-униатским клирами. Согласно одному мемуарному свидетельству, Владимиров «относился сурово к деятельности православного духовенства и многого не одобрял в нашей религии»; в начале 1880-х годов он высказывался в печати за распространение в России «евангелического христианства», этой «религии новейших времен» (да и другие его публичные выступления того времени посвящены вопросам, злободневность которых была отнюдь не очевидна большинству современников: пользе вегетарианства, охране фауны). (См.: Гене А. Виленские воспоминания // Русская старина. 1914. № 6. С. 594–596; Владимиров А. О введении русского языка в богослужение католической и протестантской церкви в Северо-Западном крае // Вестник Европы. 1881. № 3. С. 373–374). С Кояловичем в 1860-х годах он не сходился в отношении к проекту русскоязычного богослужения в костеле, отметая любые ссылки противников русского языка на специфику местных межконфессиональных отношений. Тем не менее позднее, к началу 1880-х, осевший в Вильне – и не переставший быть антиклерикалом – Владимиров стал развивать схему исторического двуединства России, перекликавшуюся с идеей Кояловича о России Западной и Восточной. Так, в неопубликованном мемуарном отрывке о своей службе в Виленской публичной библиотеке (рукопись датирована февралем 1882 г.) он передавал собственное суждение, произнесенное будто бы в беседе с И.П. Корниловым еще в 1867 году: «…к прискорбию, в наше время в России почти совсем не понимают значения Вильны ни для русских, ни для поляков. Москву обыкновенно называют “сердцем России”, но это не вполне верно. Она есть только половина “сердца России”, а другая половина его есть Вильна; и для истинного русского, всероссийского , а не суздальского только, – одинаково должны быть священны и московский “Кремлевский холм”, и виленская “Замковая гора”». «Суздальский русский» – в сущности, двойник термина «москвич», как он употреблялся в языке Кояловича и Лопушинского. Ознакомившийся с мемуарами Владимирова Корнилов явно не припомнил такого разговора – его рукой на полях против слов о «половине “сердца России”» и «одинаковой» важности Москвы и Вильны (по Владимирову, благожелательно Корниловым выслушанных) выставлено «?!!» (РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 1508. Л. 25 об. – 26).

РГИА. Ф. 970. Оп. 1. Д. 753. Л. 3 (письмо Корнилову от 25 апреля 1866 г.).

Похожий образ Западного края – имперской периферии, почти отчлененной от центра произволом чиновников, из этого же центра приехавших, – находим в записке А. Киркора о положении в северо-западных губерниях, поданной в МВД и III Отделение той же весной 1866 года (см. гл. 7 наст. изд.). Католик Киркор не дружил с Корниловым и его кружком, не питал большой приязни к православию и отстаивал версию регионально-культурной идентичности, в которой присутствовала существенная компонента литовской этничности (что не исключало признания белорусской самобытности), однако при концептуализации локальной особости от Великороссии и он, и Коялович прибегали к похожим риторическим приемам.

«По своей жадности ко всему сладкому пчела иногда опивается нечистого меду, особливо в городах, где много жидов, занимающихся медоварением…». В статье находилось словечко и для поляков: «Трутни в улье – это польские паны и все им подобные дармоеды, которые живут только чужим трудом и работою, сами же ничего не делают. Они только производят по временам в западном крае непотребный гвалт, как трутни в полдень в пасеке, объевшись меду» (Царство пчел (Посвящается ученикам народных школ) // Виленский вестник. 1866. № 164. 3 августа).