Михаил Долбилов - Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

«…попытки папы фанатизировать в латинстве вообще и в польском народе против России могут сильно отразиться и в Западной России, особенно благодаря возмутительному усердию многих великорусских чиновников православить эту страну полицейским способом», – писал Коялович И.П. Корнилову в связи с грядущей канонизацией Иосафата Кунцевича (РО РНБ. Ф. 629. Ед. хр. 393. Л. 1 – копия письма, датируемого по содержанию первыми месяцами 1865 г. – не позднее конца марта).

Цьвiкевiч А. «Западноруссизм»: Нарысы з гiсторыi грамадзкай мысьлi на Беларусi ў XIX i пачатку XX в. Менск, 1993. С. 168–169; Głębocki H. Kresy Imperium. S. 345–346.

Готовясь к принятию должности попечителя в начале 1864 года, Корнилов изучал распоряжения и предложения по Виленскому учебному округу за 1862–1863 годы. В его конспекте представления Назимова в МНП от 1 февраля 1863 года, где, в частности, говорилось о преподавании католического закона Божьего на «народных наречиях», была сначала допущена красноречивая ошибка: «…преподавать в нар[одных] школах Закон Божий на (польс[ком] – зачеркнуто. – М.Д .) белорус[ском] языке…» (РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 2. Л. 1). Это показывает, что в восприятии Корнилова преподавание на белорусском ассоциировалось с «полонизмом», а не с «русским делом».

См., в частности, об этом: LeDonne J. Russian Governors General, 1775–1825. Territorial or functional administration? // Cahiers du monde russe. 2001. V. 42 (1). P. 5–30; Idem . Administrative regionalization in the Russian Empire, 1802–1826 // Cahiers du monde russe. 2002. V. 43 (1). P. 5–34.

РО РНБ. Ф. 523. Ед. хр. 66. Л. 134–134 об. (письмо Корнилову от 6 мая 1866 г.).

Там же. Ед. хр. 711. Л. 12–12 об. (письмо от 14–16 августа 1865 г.). Частное, но выразительное свидетельство корпоративной сплоченности активистов Виленского учебного округа – «зашифрованное» письмо, которое Н.Н. Новиков написал одному из сослуживцев в июле 1868 года, когда вновь назначенный генерал-губернатор А.Л. Потапов проводил кадровые чистки и пытался пересмотреть саму политику деполонизации края, в том числе по линии учебного ведомства. В этом письме недавние тревожные для Новикова и его коллег события в крае описаны как хроника размеренной летней жизни нескольких помещичьих имений, с последовательным замещением названий всех городов, должностей и имен чиновников иносказаниями и прозвищами. В сущности, это своеобразный служебный жаргон чиновничьего кружка (Там же. Ед. хр. 547. Л. 6–6 об.).

РО ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 297. Л. 34–34 об., 35, 35 об. (письмо от 1 сентября [1862 г.]). Датируется по содержанию: в письме упоминается, в частности, о выходе «Дня» за редакторской подписью Ю.Ф. Самарина, что имело место летом 1862 года, после отказа Аксакова сообщить властям имя автора одной нашумевшей статьи о православном духовенстве.

РГИА. Ф. 970. Оп. 1. Д. 753. Л. 1 об. – 2; РО РНБ. Ф. 629. Ед. хр. 393. Л. 2 об. (письмо от 25 апреля 1866 г. и копия письма, датируемого началом 1865 г.).

В не раз цитировавшейся выше записке «Меры к уничтожению римского католичества в Западной России» К.А. Говорский прямо утверждал, что приезжие из Великороссии чиновники – или «нигилисты», или «космополиты» (РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 294. Л. 62–62 об.).

РО РНБ. Ф. 629. Ед. хр. 393. Л. 1–1 об. (1865 г.); Ф. 377. Ед. хр. 814. Л. 6, 8 об. – 9 (письма от 13 августа и 17 сентября 1867 г.). По поводу последнего казуса Коялович восклицал: «Вот, это и значит русить Западную Россию кулаком, а не моральною силою, ибо нет ничего кулачнее… [чем] пихать в сторону готовую нравственную силу страны».

РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 148. Л. 3–3 об.; Ед. хр. 814. Л. 6 об. (меморандум Корнилова от 27 января 1866 г. и письмо Кояловича Корнилову от 13 августа 1867 г.).

Коялович рекомендовал его в корреспонденты «Дня» еще в 1861 году: РО ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 297. Л. 3 об.

РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 658. Л. 16–16 об. (письмо Корнилову б.д.; по содержанию датируется 1867 г.). Слово «огуманизировались» употреблено, разумеется, иронически: в словаре тогдашних полонофобов «гуманность» служила синонимом «фальшивого» либерализма, близорукого потворства национальным чаяниям поляков.

Еще одним проявлением такой дискриминации явился отказ местным уроженцам, хотя и квалифицируемым официально как русские и православные, в 50-процентной прибавке к жалованью, которая была введена для чиновников Виленского генерал-губернаторства после Январского восстания (как поощрение за приезд в особо трудный для службы регион). Д. Сталюнас ставит под сомнение прямую связь между этим отказом и поиском определения русскости, полагая, что главным здесь было прагматическое намерение поддержать чиновников, оказавшихся вдали от привычной среды и родственников ( Staliūnas D. Making Russians. P. 98). Я думаю, что проблема «правильной» идентичности в данном случае все-таки первостепенна. Компаративным аргументом в пользу такого предположения может послужить заключение А.В. Ремнева об аналогичной практике в Сибири и на Дальнем Востоке. Ремнев полагает, что непредоставление тамошним уроженцам различных служебных льгот объяснялось «не только трудностями службы в отдаленных губерниях (для приезжих. – М.Д. ), но и восприятием степени интегрированности Сибири в имперское пространство», и даже «напоминало колониальную практику европейских империй». Одним словом, «сибирские» русские казались недостаточно русскими ( Ремнев А.В. Российская власть в Сибири и на Дальнем Востоке: Колониализм без министерства колоний – русский Sonderweg? [доклад, представленный на конференции «Imperium inter pares: Reflections on Imperial Identity and Interimperial Transfers in the Russian Empire» в Германском историческом институте в Москве в сентябре 2008 г.]).

Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. С. 76–84; ср. анализ политики голландских колониальных властей в XIX веке по отношению к т. н. Inlandsche kinderеn – потомству выходцев из метрополии, рожденному и выросшему в голландской Ост-Индии: Stoler A.L. Along the Archival Grain: Epistemic Anxieties and Colonial Common Sense. Princeton, 2009. P. 36–37, 105–150. «Креолизирующий» подход особенно выражен в воззрении некоторых русификаторов на экс-униатское православное духовенство и его потомство. Уже позднее, накануне отставки с должности инспектора ВУО и выхода на пенсию, В.П. Кулин в письме Корнилову сокрушался о том, что до сих пор «русская интеллигенция» не «пустила корни» в Северо-Западном крае: «Желал бы видеть, где тот русский юноша, который на нашем (виленском. – М.Д. ) кладбище помолился бы на могиле своего деда? Не вижу его и не увижу. А если и найдется, то разве из духовенства, но и тот поклонится ополяченному униату» (РГИА. Ф. 970. Оп. 1. Д. 761. Л. 26 об. – письмо от 21 января 1872 г.). Вчитаемся в логику этого суждения: чтя память деда-униата, юный попович или священник тем самым ставил под сомнение свою русскость. Печать происхождения делалась почти неизгладимой.