Герд Кёнен - Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

Паке видел, что вступление Америки в войну и ее энергичное обхаживание Временного правительства в Петербурге диктуются уже страхом перед будущей «комбинацией Германия — Россия — Япония» {259} 259 Paquet A. Politisches Tagebuch I (запись без даты [начало июля 1917 г.]). . Вести о последствиях союзнической блокады для жизни в Германии вызывали у него вспышки ожесточения: «непостижимая, бессмысленная, свинская ненависть к нам», по его мнению, диктовала поведение противников Германии. А потому: «Лучше смерть, чем отдать французам хотя бы пядь Эльзаса. Лучше убийство Франции» {260} 260 Ibid, (запись от 18 июля 1917 г.). .

И без того уже, казалось ему, мнимая «война демократии против автократии» кайзеровской империи, которую вели ее противники, есть чистой воды лицемерие. У президента Вильсона или премьер-министра Ллойд-Джорджа «больше личной аристократической власти, чем даже у российского императора» {261} 261 Ibid, (запись без даты [начало июля 1917 г.]). . Вот почему Паке ожидал, «что война продлится еще несколько лет». В пользу этого, писал он, говорят «одерживаемые до сих пор победы центральных держав», даже если те еще не в состоянии быстро добиться окончательной победы в мировой войне. Растет рознь между народами, повсюду уже почти привыкли к тому, что идет война, а связанные с ней учреждения неудержимо разрастаются {262} 262 Ibid, (запись от 3 августа 1917 г.). .

При всей патриотической воинственности он также критиковал развитие событий в Германии, где после свержения Бетман-Гольвега власть в значительной мере перехватили военные из окружения Людендорфа. Шло четвертое военное лето 1917 г. В это время Паке был охвачен длившимся неделями «телесным и душевным недомоганием». Он мечтал о той минуте, когда «всякую мысль о политике, — она ведь есть только предпринимаемая слишком многими и слишком слабыми силами попытка играть роль самого Бога, своего и своих соотечественников», — он, наконец, скинет, «как изношенную одежду» {263} 263 Ibid, (записи от 27 августа и 21 октября 1917 г.). .

Большевистский переворот в России вселил в него новые силы. В дневниковой записи от 31 октября, в день Реформации, он отметил торжественный гул колоколов над городом, который «наполняет сердце движением и покоем»; сообщения о поражении Италии и доходящие из Англии мнения о том, что война продлится еще год, прокомментировал сухо: «Видимо, так и будет» {264} 264 Ibid, (запись от 31 октября 1917 г.). . Ибо на Востоке намечался решающий поворот. И Паке мог сказать словами Гёте: «И я присутствовал при этом» [54] Имеются в виду хрестоматийные слова, сказанные Гёте после битвы при Вальми (1792), где войска революционной Франции одержали победу над прусскими войсками: «Здесь и отныне началась новая эпоха всемирной истории, и вы вправе говорить, что присутствовали при ее рождении» (Гёте И. В. Кампания во Франции 1792 года // Собр. соч.: В 10 т. М., 1980. Т. 9. С. 285). — Прим. пер. .

Тайные переговоры на квартире

Той же датой в стокгольмском дневнике Паке помечена явно добавленная позднее обобщающая заметка: «Время большевистского восстания в Петербурге. Частые обсуждения с Радеком, Гутманом, Ольбергом [55] Меньшевик Пауль Ольберг был членом основанного в марте 1917 г. межфракционного представительства Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в Стокгольме, которое занималось подготовкой социалистических конференций и впоследствии распалось на фракции. Гутман был одним из сотрудников иностранного бюро большевиков. и другими большевиками-меньшевиками. Донесения Рицлеру и подробные устные отчеты ему, на основе чего он составляет свои доклады в Берлин. — Договорился: встреча Р с Р [Радека с Рицлером] в четверг 8 ноября у меня на квартире. Но не состоится» {265} 265 Ibid, (запись от 31 октября 1917 г. — на противоположной странице, другим карандашом). .

Таким образом, упоминаемые в дневнике обсуждения состоялись еще до большевистского восстания 7 ноября (по европейскому календарю). Если даты не перепутаны впоследствии, Альфонс Паке (по крайней мере, неофициально) был информирован о подготовке большевиками захвата власти; а через него об этом наверняка узнал и Курт Рицлер, которого в начале октября 1917 г. послали в Стокгольм для руководства и оживления деятельности германского посольства, касающейся России {266} 266 См.: Riezler К. Tagebucher, Aufsätze, Dokumente / eingeleitet und hrsg. von K.-D. Erdmann. Gottingen, 1972. S. 451. Там же указаны соответствующие документы. .

Вопросы русской революции и возможности заключения сепаратного мира заслонили теперь все остальное. «Частые переговоры с большевиками и о большевиках», — записал Паке 27 ноября. Рицлер жаждал как можно скорее завязать с Воровским — временным посланником нового советского правительства — также и личное знакомство. Через 14 дней отношения были установлены. Паке торжественно протоколирует это событие как летописец, сознающий собственную всемирно-историческую роль посредника:

«8 декабря 1917 г. Субботний вечер. — Сегодня в моей квартире состоялась первая встреча для обмена мнениями о форме переговоров о мире и т. д. между представителями германского и российского правительств — по одному участнику: это действительный советник посольства д-р Курт Рицлер и (со вчерашнего дня) полномочный комиссар Совета российских народных депутатов по Скандинавским странам, большевик и инженер В. Боровский. Беседа… длилась с семи часов до без четверти восемь, В[оровский] после ухода Р[ицлера] остался еще на полчаса. Произвели друг на друга весьма хорошее впечатление. Хоть бы и дальше все пошло быстро и хорошо. Аминь, аминь» {267} 267 Paquet A. Politisches Tagebuch I (запись от 8 декабря 1917 г.). .

То, что Боровский остался после ухода Рицлера, подтверждает доверительный характер отношений, выстроенных Паке. Форма, в которой он зафиксировал в дневнике это событие, также говорит о личной вовлеченности, явно выходящей за пределы чистой политики и дипломатии. По-другому обстояло дело с Рицлером, к которому Паке — более или менее официально — все же был прикомандирован и которому подчинялся уже целый год. Надо сказать, что и Рицлер — как отмечено в его дневнике (где записи делались куда более спорадически) — также воспринял приход Ленина к власти как «еще одно чудо для нашего спасения» {268} 268 Riezler К. Tagebucher, Aufsatze, Dokumente. S. 730. . Своего партнера по переговорам он однажды назвал даже «чудесным парнем», а Радек показался ему «трогательнейшим и одареннейшим», «абсолютно беззастенчивым, но весьма ловким и наделенным изрядным литературным дарованием», тогда как Боровский, который до недавнего времени работал инженером в немецкой электротехнической компании, произвел на него «впечатление честного и разумного человека» [56] Вацлав Боровский, польский еврей, социалист, член ленинской фракции, До войны был — как и Леонид Красин — инженером в концерне «Сименс-Шуккерт» в Берлине, а затем в Петербурге. Будучи правой рукой Красина, он во время войны работал в национализированной российской компании «Сименс», одновременно действуя в интересах большевистского подполья и поддерживая контакты с Ганецким в Копенгагене и Лениным в Цюрихе. Вместе с Красиным он, вероятно, играл ключевую роль в ленинском подпольном аппарате военных лет. После захвата власти большевиками в 1917 г. Воровский некоторое время оставался одной из центральных фигур во внешней политике Советской России. В 1923 г. он был убит одним российским эмигрантом в Лозанне. . {269} 269 Цит. no: Erdmann K.-D. Kurt Riezler — ein politisches Profil (1882— 1955) // Riezler K. Tagebucher, Aufsatze, Dokumente. S. 86 f. Там также указаны источники к цитатам из Рицлера.