Стивен Коэн - Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина

В прочих случаях, если не считать частичных амнистий, процедура рассмотрения апелляций представляла собой медленный, в каждом случае отдельный процесс, растягивавшийся обычно на месяцы, даже годы, и заканчивавшийся отказом. Из 237412 апелляций, официально рассмотренных к апрелю 1955 года, не более 4 процентов получили положительный ответ {31} 31 Реабилитация. Т. 1. С. 213. По поводу медленного процесса см. случай Всеволода Мейерхольда: Ряжский Б. Как шла реабилитация // Театральная жизнь. 1989. № 5. С. 8–11. См. также Адлер. Указ. соч. Гл. 3. . Ускорению исхода из Гулага способствовали как сообщения о начавшихся бунтах в лагерях, так и толпы просителей, осаждавших здание прокуратуры на ул. Кирова, 41 в Москве, и тысячи прошений, поступивших в ЦК партии и в КГБ. К концу 1955 года 195353 человека, как сообщалось, были освобождены, из них, правда, только 88278 человек из лагерей и колоний, остальные — из различного рода принудительных поселений {32} 32 Adler. Gulag Survivor. P. 89, 104. По поводу толп см. Ряжский. Указ. соч. С. 10, а по поводу апелляций — Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 431 и Антонов-Овсеенко. Портрет тирана. С. 452. . Это была уже значительная цифра, но ускорение темпов, если и продолжалось, всё равно происходило слишком медленно, чтобы спасти жизни всех, кто ещё оставался в неволе. Как в отчаянии написал матери из лагеря в 1955 году Лев Гумилев: «Скорее всего, я буду реабилитирован посмертно» {33} 33 Герштейн. Мемуары. С. 359. .

Поворотным моментом стала историческая атака Хрущёва на пережитки культа личности Сталина, произошедшая на закрытом заседании XX съезда партии в феврале 1956 года. Новый лидер не сказал всей правды, он даже не упомянул Гулаг, но, обвинив мёртвого тирана в «массовых репрессиях», производимых на протяжении 20 лет, Хрущёв негласно снял клеймо преступников с миллионов жертв фальшивых обвинений. Его речь не публиковалась в Советском Союзе до 1989 года, но и по-настоящему «секретной» она никогда не была. Копелев, например, прочитал её в распечатке «для служебного пользования» в редакции одного центрального журнала. В течение нескольких месяцев после съезда её официально зачитывали на партийных собраниях по всей стране, делая её содержание известным широкой публике. Политика избирательного освобождения перестала быть оправданной. Процесс немедленно стал массовым, чему способствовали специальные постановления, практика ускоренного рассмотрения прошений, в том числе и получивших ранее отказ, и широкие амнистии {34} 34 Реабилитация. Т. 2. С. 6, 9 и документы из части I. В качестве примеров прошений см. Росляков Михаил. Убийство Кирова. — Ленинград, 1991. С. 15–17 и Gerstein. Moscow Memoirs. P. 467. О решении читать речь на партийных собраниях и о реакциях см. Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 166; Medvedevs. Unknown Stalin. P. 103–105; Рыбаков Анатолий. Роман-воспоминание. — М., 1997. С. 195. По поводу Копелева см. Орлова Раиса и Копелев Лев. Мы жили в Москве. — М., 1990. С. 25. .

Наиболее драматическим моментом этого процесса стала работа 97 особых комиссий, посланных из Москвы непосредственно на места, в крупнейшие из подразделений Гулага, объединявшего порядка 65 лагерей. В состав каждой комиссии входили от 3 до 7 человек, включая представителей партии и государства и — для вящей «объективности и справедливости» — одного уже освобождённого и реабилитированного старого большевика, зачастую, правда, исключённого из партии. Все комиссии (зеки называли их «разгрузочными») получили полномочия рассматривать дела на месте и освобождать заключённых, обычно просто на основании снятия обвинения. Не все комиссии выносили справедливые решения, но большинство действовали по совести. За несколько месяцев они освободили более 100 тысяч заключённых (в том числе, ряд моих будущих знакомых), внеся существенный вклад в постоянно растущее общее число {35} 35 Моё изложение сюжета о комиссиях основано на двух различных, но, в целом, совместимых источниках: Реабилитация. Т. 2. С. 6–7, 193, 792–793 и Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 274–277, 286–289. См. также Adler. Gulag Survivor. P. 169–171; Микоян Анастас. Так было. — М., 1999. С. 595. По поводу «разгрузочных партий» см. Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 525. Многие из моих знакомых «возвращенцев» согласны с таким изложением. См. также рассказ сына Льва Каменева в газете Социалистическая индустрия. 1989. 11 января и Туманова. Шаг вправо… С. 195. . [10] По некоторым оценкам, число освобождённых комиссиями зеков было много выше. См. Medvedevs. Unknown Stalin. P. 115. К 1959 году большинство из выживших в лагерях, колониях, тюрьмах и ссылке жертв политических репрессий оказались на свободе {36} 36 Земсков В.Н. // Социологические исследования. 1991. № 7. С. 14. .

Вскоре после речи Хрущёва возвращающиеся домой зеки стали привычным зрелищем в поездах и на улицах городов всего Советского Союза. В одинаковых лагерных телогрейках, зачастую не имеющие при себе ничего, кроме справки об освобождении с отметкой о пункте следования, железнодорожного билета и небольшой суммы денег на еду, они выглядели истощенными и состарившимися до срока {37} 37 См. Лакшин Владимир // Литературная газета. 1994. 17 августа; Grossman. Forever Flowing. Chap. 1; Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 556; Носов Е. // Никита Сергеевич Хрущёв. Под ред. Ю.В. Аксютина. — М., 1989. С. 98. . Когда один такой бывший зек пришёл в комитет партии, смущаясь своего внешнего вида, другой бывший зек, работающий там, его успокоил: «Ничего, сейчас многие ходят по Москве в такой одежде» {38} 38 Антонов-Овсеенко. Портрет тирана. С. 451; Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 282. .

Не все освобожденные из лагерей и ссылок поехали домой. Некоторым из них, арестованным по серьёзным политическим делам, было временно запрещено проживать в Москве и других крупных городах. Кроме того, не все депортированные народы получили право вернуться на историческую родину. А для очень многих понятия «дом» просто больше не существовало: годы заключения стоили им не только их семей, работы, собственности, но и чувства привязанности к чему-либо или кому-либо.

Сотни тысяч освобожденных — «благоразумные», по оценке Солженицына {39} 39 Солженицын. Архипелаг Гулаг. Т. 3. С. 470. , — остались жить на обширных просторах уменьшившейся гулаговской империи, в основном в Сибири и в Центральной Азии. Одни оставались из-за новых семей, которыми успели обзавестись, или высоких зарплат, которые им, теперь уже вольнонаёмным, предлагали нуждавшиеся в рабочих руках местные предприятия. Другие -из-за отсутствия проездных документов, третьи — оттого что сердцем прикипели к этим суровым местам, а четвёртым просто некуда было ехать {40} 40 Примеры см. Негретов. Все дороги…; Гинзбург. Крутой маршрут. Ч. II; Выгон Михаил. Личное дело. — М., 2005; Мир после Гулага. С. 36–40. По поводу Казахстана см. Капелюшный Леонид // Известия. 1992. 17 декабря. Поэтические подборки о любви к этому краю появились в журналах «Простор» и «Байкал». См. также Adler. Gulag Survivor. P. 231–233. . Много лет спустя, после того как лагерные вышки и ограждения из колючей проволоки были сметены бульдозерами, посетители этих мест продолжали натыкаться на страшные следы того, гулаговского, мира: лагерные строения, братские могилы, черепа. А в отдалённых столицах бывшего Гулага — Магадане, Норильске и Воркуте — можно было встретить живые свидетельства: самих бывших узников и их многочисленных потомков {41} 41 См. Hochschild. Unquiet Ghost; Thubron Colin. In Siberia. — New York, 1999. P. 38–48, а по поводу черепов — Евтушенко Евгений // Литературная газета. 1988. 2 ноября. О Воркуте после 1953 года, в частности, см. Новая и новейшая история. 1998. № 1. С. 35. . (Для большинства из них вновь настали нелёгкие времена, когда постсоветское государство прекратило щедрое финансирование этих регионов.)