Понсон Террайль - Капитан Мак

Но, пока он произносил этот монолог, ему в голову пришла неожиданно еще одна мысль:

- Ну и ну! - сказал он. - Я и самом деле остатки мозгов потерял. Не радоваться я должен, а плакать - правда одним глазом, а другим - смеяться. Ведь прошлой ночью моего дядю Жоба убили бандиты!

И с этими словами Сидуан вытер одну щеку, хотя не пролил еще ни одной слезы. Потом улыбнулся и добавил:

- У дяди-то кроме меня других наследников нет!

Но тут размышления Сидуана были внезапно прерваны. В павильон вошла донья Манча. Она подошла к кровати, отдернула полог и убедилась, что капитан все еще спит.

- Сударыня, - спросил ее Сидуан, возвращаясь к своей первой мысли, вы действительно думаете, что капитан проспит еще два-три часа?

- Не знаю, - ответила донья Манча.

Сидуан почесал за ухом.

- Ох, надеюсь, что он еще немного поспит, - неожиданно сказал он.

- Вот как? - воскликнула донья Манча. - Какая это муха тебя укусила, дружочек? Только что ты жаловался, что он слишком долго спит...

- Да я просто забыл...

- О чем?

- Что мне еще нужно отлучиться по одному маленькому дельцу. О, сударыня, вы так добры к капитану. что я надеялся на...

- На то, что и твои дела меня тоже интересуют, ведь так? - с улыбкой спросила донья Манча.

- Именно так, сударыня.

- Так что же с тобой случилось, мой мальчик? Счастье или несчастье?

- И то, и другое.

- То есть как?

- Дядюшка у меня помер! - и Сидуан всхлипнул.

Потом улыбнулся и добавил:

- А я - его наследник... а сбереженьица у него, у дядюшки Жоба, были!

- Его звали Жоб? - переспросила донья Манча.

- Да, сударыня.

- Он был слугой Самюэля Лоредана?

- Точно так, сударыня.

- И он был твоим дядей?

- Да, родным братом моей покойной матушки; у нас в краю это называется двоюродный дядюшка.

- И он умер?

- Да, сударыня; его убили бандиты Ригобера как раз, когда он направлялся в Пре-Сен-Жерве из-за вашей серьги. Вы же понимаете, что раз я - наследник, то нужно пойти к нотариусу... к прокурору.

- И потому ты хотел уйти?

- Да, сударыня.

- Хорошо, - сказала донья Манча, - помоги мне перенести капитана в его комнату, и можешь идти.

- Как, вы его не оставите здесь?

- Конечно, нет.

Донья Манча подошла к двери, которую она оставила приотворенной, и поднесла к губам серебряный свисток. Услышав его, из особняка вышли два высоких лакея, в камзолах, расшитых галуном и позументом. Они несли что-то вроде носилок. Сидуан повиновался.

Капитан по-прежнему спал, как Спящая Красавица. Его бы не разбудили, и пушки Ля Рошели, которые вызывали такую жестокую бессонницу у господина кардинала. Мака перенесли в роскошную комнату на втором этаже особняка.

По знаку доньи Манчи Сидуан уложил Мака на кровать с белым, расшитым золотом пологом, по четырем углам которой в торшерах горели ароматические свечи.

- Это все веревка! - прошептал Сидуан.

И ушел по своим делам.

Оставшись одна, донья Манча нежно взглянула на Мака, который начал понемногу просыпаться.

- Теперь все готово, - сказала она, - и я могу уйти.

И она на цыпочках вышла.

А капитан Мак, в своем летаргическом сне, завладевшим им после того, как он выпил щербет доньи Манчи, видел удивительные сны. Во сне продолжалась реальная жизнь, и события разворачивались так:

... Мак проснулся в кабинете господина де Гито через несколько минут после того, как там уснул.

Светало; залы были пусты, бал давно окончился, и гости разъехались. Шатле вообще-то был не очень веселым местом; и после бала мрачное здание снова превратилось в государственную тюрьму.

Мак подошел к одному из окон, выходившему во внутренний двор. Посередине двора возвышалась виселица. На эшафоте стояли два человека. На первом была черная мантия и квадратная шапочка. Это и был секретарь суда, который должен был зачитать осужденному приговор.

Второй был одет в красный кафтан; посередине спины на его одеянии была изображена желтая лестница. Это был сеньор города Парижа - то есть палач.

А вокруг эшафота стояло множество солдат, слуг, тюремщиков и двенадцать нотаблей из горожан, назначенных присутствовать при казни, а также чиновник королевского суда и три гвардейца кардинала.

Не хватало только осужденного.

Мак стоял у окна и думал:

- Очевидно, это виселица для меня. Сейчас за мной придут.

В кабинете господина де Гито было четыре двери. Перед каждой стояло по солдату с алебардой на плече.

Мак отошел от окна и спросил у одного из солдат:

- Я чего еще ждут?

- Не знаю, - ответил тот.

Тогда Мак подошел к другому и сказал:

- Но ведь тут собираются повесить какого-то человека?

- Да, - ответил солдат.

- А как его зовут, не знаете?

- Не знаю.

Мак подошел к третьему, задал тот же вопрос и получил тот же ответ.

Четвертый, видимо, был осведомлен получше и ответил:

- Собираются повесить какого-то капитана.

- А имя его вы знаете?

- Мак, - ответил солдат.

- Это я, - сказал Мак.

- Не знаю, я никогда его не видел.

Мак вернулся к окну. Ему казалось, что все бывшие во дворе люди повернули головы в одну сторону и смотрят на дверь в углу двора.

Солдат, который только что дал Маку такие точные разъяснения, сказал ему:

- Оттуда должен выйти осужденный и пройти к эшафоту.

И не успел солдат это сказать, как дверь отворилась. Мак в полном изумлении отшатнулся от окна. На пороге двери появился человек в сопровождении четырех солдат. Руки его были связаны за спиной, и рядом с ним шел священник.

Мак был потрясен: человек, которого собирались повесить, был одет как он, и они походили друг на друга, как две капли воды.

И тут Мак закричал:

- Кто этот человек?

На что солдат ответил:

- Это капитан Мак.

- Это я - капитан Мак, я! - закричал Мак.

Солдат пожал плечами и повернулся к нему спиной.

И Мак в полном ужасе увидел, что этот человек, похожий на него, как его собственное отражение в зеркале, всходит на эшафот, целует распятие, которое священник поднес к его губам, потом просовывает голову в петлю.

Палач выдернул из-под его ног доску; Маку показалось, что он сам умирает, и он потерял сознание.

... Вот такой странный сон видел капитан Мак в то время, как донья Манча растирала ему виски и крылья носа своим носовым платком, смоченным в какой-то таинственной жидкости.

Когда он открыл глаза, он с изумлением увидел себя в какой-то роскошной комнате, убранство и обстановка которой напоминали Лувр или замок Блуа. Горело множество свечей, как на балу.

И никого!

Мак сел на кровати и прошептал:

- Ах да, понимаю... Меня повесили... Я в мире ином, ... да, а тут, в этом мире, очень красиво!

И он с наивным восхищением стал рассматривать окружавшую его роскошь.

- Ад это или рай, но здесь все прекрасно! - вслух подумал он.