Йоахим Радкау - Природа и власть. Всемирная история окружающей среды

Некоторые виды экологической политики, отвечающей условиям рынка, ведут к повышению социального неравенства. О победителях и проигравших в экологическом дискурсе говорят мало. Планы экологического налогообложения, как само собой разумеется, не берут в расчет вековое стремление социальной политики снизить бремя налогов на предметы потребления, перенеся центр тяжести на подоходные налоги и налоги с корпораций. Торговля квотами на промышленные выбросы в итоге ведет к тому, что большую часть прав на атмосферу получают самые мощные и богатые предприятия – крайне деморализующая перспектива, если учесть все усиливающуюся концентрацию мирового капитала!

После поражения социализма экологизм остался единственной всемирной идеологической альтернативой к абсолютной гегемонии корысти и потребительства. Нельзя сказать, чтобы экологическое движение до сих пор сознательно и эффективно использовало этот шанс. Если оно будет считать, что для него важно не счастье людей, а исключительно природа ради нее самой, оно поставит себя вне любой социальной политики. Кроме того, часто оно теряет сопротивляемость, впадая в полную зависимость от глобализационной риторики и делая из лозунга «промышленные выбросы не знают границ» не вполне логический вывод, что защитник природы обязан активно содействовать ликвидации любых границ. При этом давно уже понятно, что неограниченное глобальное соревнование является помехой не только для любой социальной, но и для любой экологической политики. Сохранение красоты мира и человеческого счастья можно представить себе не в условиях неудержимой всемирной конкуренции, а лишь на основе бесконечного многообразия социальных и экологических ниш: тех самых индивидуальных окружающих сред в толковании Юкскюля, в которых нуждается для своего благополучия каждое живое существо.

Государственные аппараты остаются в конце концов единственным противовесом, по крайней мере потенциальным, всесилию интересов частного капитала. Нужно признать и то, что довольно часто государства эту функцию не выполняют или выполняют не слишком умно. Опыт показывает, что экологический разум развивается не столько через всесилие государства, сколько через постоянные обсуждения между государственными инстанциями и обществом. Тем не менее одними согласительными процедурами, без обязательных правовых норм и инструментов реализации, экологическая политика не может иметь серьезных шансов во всех вопросах, не отвечающих частным интересам предпринимателей. Опыт всемирной истории учит ценить западную традицию оформления всего и вся в виде прав и обязанностей. Нередко эта традиция имеет высокую цену – изнуряющее и затратное правовое производство, но опыт показывает, что полностью пущенный на самотек процесс установления экологических норм, когда главные участники неформально договариваются друг с другом, приводит к профессиональным сговорам и игнорированию интересов третьих лиц.

В рамках юриспруденции в ходе дерегулирования существует тенденция к отходу от регулирующих путей в экологической политике. Главный аргумент отвечает историческому опыту: нормы, регулирующие наложение взысканий, по сравнению с постоянно эволюционирующими технологиями оказываются в безнадежном соревновании ежа и зайца – вечно ковыляют в хвосте технических инноваций, создающих новые экологические проблемы, а на практике вообще неприменимы. Прошлое оставило нам богатейшие примеры знакомства с подводными камнями процессов бюрократизации. Экологические проблемы могут обладать фатальным обаянием для бюрократа, ведь они поставляют неисчерпаемый материал для непролазных джунглей инстанций и параграфов, воспринимаемых всеми затронутыми сторонами как чистейшее издевательство и дискредитирующих все, что связано с понятием «окружающая среда». Поэтому возникает тенденция по возможности обходить ключевые вопросы охраны среды, где можно столкнуться с могущественными противниками, зато с излишней мелочностью регулировать третьестепенные вопросы о том, например, когда сельские жители могут косить сено на охраняемых территориях, или о том, соответствуют ли местообитаниям плодовые деревья по берегам ручьев (см. примеч. 88). В таких случаях не стоит удивляться протестам затронутых лиц. Охрана природы, один из источников экологического мышления, к сожалению, во всем мире способствует сегодня тому, что экология становится все менее популярной, а реальные условия симбиоза между человеком и природой недооцениваются.

Тем не менее нельзя принимать за чистую монету любые ламентации по поводу бюрократизма – это обычные жалобы тех, кто в принципе не хочет никакого государственного регулирования. Что касается правил техники безопасности в ядерной энергетике, то их усложнение в значительной степени обусловлено тем, что ядерная энергетика отказалась от философии неотъемлемо присущей ей безопасности, полностью перейдя на внешние меры. Предпосылкой этому как в США, так и в ФРГ было то, что государство приняло риски на себя: это сделало ненужным сдерживание рисков в экономике, которое иначе проистекало бы из стоимости страховки.

Историк медицины Альфонс Лабиш делает из истории эпидемий основной вывод, что общество хотя и реагирует на опасности для здоровья, но выборочно, отвечает «не на все, а на определенные риски». Примерно так же оно обращается и с экологическими угрозами. Законы, как правило, тем эффективнее, чем точнее они сосредоточены на конкретных целях, стоящих в центре общественного внимания, и напротив, законы можно сделать неработающими, если вкладывать в них слишком много. Возможно, в долгосрочной перспективе именно в этом заключается крупнейшая проблема охраны окружающей среды. Дело в том, что чем более она принимает институциональные формы, тем сильнее она склонна, как правило, фиксироваться на конкретных угрозах, уже вышедших на первый план, и не замечать новые, только зарождающиеся или еще не привлекшие к себе достаточного внимания. Американский эксперт по охране среды Дэниэл Фиорино называет это ловушкой экологической политики (см. примеч. 89).

Экологическая история учит многому, но один из ее уроков особенно впечатляет: именно велики е решения определенных экологических проблем раз за разом создают наиболее коварные новые проблемы. Можно вспомнить гигантские водоподъемные плотины, которые должны были раз и навсегда отрегулировать высоту воды в реках и обеспечить бездымное энергоснабжение; оросительные системы, которым надлежало предотвратить засуху и ветровую эрозию; минеральные удобрения, которые создавались для окончательного решения тысячелетней проблемы почвенного плодородия; хлорную химию, которая должна была использовать хлор, выделяющийся в процессе электролиза; атомную энергию, которой полагалось обеспечить независимость от ископаемых энергоносителей; переработку ядерных отходов, целью которой было обеспечить круговорот в атомной энергетике; биотехнологии, которые должны были прийти на смену экологически вредным химическим процессам… В романе Эрнеста Калленбаха «Экотопия» (1975) описана энергосберегающая магнитная подвесная дорога. Однако когда эта дорога стала реальностью, экосцена встретила ее в штыки. История эволюционирующих проблем и отодвигающихся горизонтов вряд ли достигла конца. Как только экологические налоги начинают составлять относительно заметную часть государственного бюджета, возникает особенно коварная проблема: государство начинает получать выгоду от экологических нарушений и даже существовать за их счет, как это было в начале Нового времени, когда лесная служба жила за счет штрафов с браконьеров! Если можно будет получать горючее из растительных энергоносителей, то легко себе представить, что энергоснабжение первого мира вступит в конкуренцию за почвы с пропитанием третьего мира – картина, заставляющая содрогнуться. Начатая в 1975 году Бразилией программа по получению этилового спирта из сахарного тростника ( Proalcool ) дает некоторое представление о том, что и путь возобновимых источников энергии далек от невинности. Некоторые экологические успехи могут обострить социальные проблемы. Наиболее серьезным препятствием экологической политики завтрашнего дня могут быть экологические институты дня вчерашнего.