Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

В середине 1947 г. окончательный раскол Европы надвое полностью изменил основные направления политической борьбы в обеих частях континента. В Западной Европе коммунисты в мае месяце были изгнаны из правительственных коалиций, в которых они участвовали начиная с последнего этапа войны.

Крыло социал-демократии, представлявшее ее большинство, дало свое согласие на то, чтобы изолировать коммунистов. В Восточной Европе весной и летом 1947 г. были предприняты жестокие репрессивные меры против наиболее видных руководителей ведущих крестьянских партий, которые составляли основную силу потенциальной оппозиции. Под давлением позорящих обвинений Ференц Надь, венгерский премьер-министр, вынужден был не возвращаться из-за границы, где он временно находился. Болгарский деятель Петков был арестован и приговорен к смерти, причем на процессе обвинения в преступлениях не были доказаны должным образом[36]. Румына Маниу сослали на каторгу. Поляк Миколайчик покинул свою страну, чтобы избежать той же участи.

Но подлинный ответ на «план Маршалла» пришел с Востока только в последней декаде сентября, когда в обстановке особой секретности было проведено в окрестностях Вроцлава в местечке Шкларска Пореба (в Силезии, снова ставшей польской) совещание наиболее авторитетных представителей девяти европейских коммунистических партий: семи правящих партий Восточной Европы (советской, югославской, польской, чехословацкой, венгерской, румынской и болгарской) и двух находящихся в оппозиции партий из Западной Европы (французской и итальянской). Через четыре года после роспуска Коминтерна на этом совещании родилась новая международная коммунистическая организациям Информационное бюро коммунистических и рабочих партий, более известное на Западе под сокращенным неофициальным, но широко употребляемым названием Коминформ.

Хотя организаторами совещания выступали поляки, инициатива его проведения принадлежала советскому руководству, то есть Сталину. Итальянцы и французы были приглашены в последний момент и даже не знали, что их ожидает[37]. Какие-то предварительные консультации заинтересованных сторон, видимо, проводились; возможно, они состоялись до встречи и наверняка велись в ее ходе за кулисами, но к участию в них привлекались главным образом восточноевропейские партии: все их делегаты были уже на месте к моменту прибытия /296/ итальянцев и французов[38]. Активное участие в этой подготовительной работе принимали компартии СССР и Югославии: именно Югославии мы обязаны большей частью информации о содержании этой работы, но достоверность их сведений не была никогда подтверждена на каком-либо коллективном обсуждении всех этих событий. Воссоздание международного органа коммунистических партий предполагалось югославами еще в 1945 г. (а затем еще раз в 1946 г.). Сталин относился к этой идее одобрительно, но предпочитал выжидать[39]. «План Маршалла» и необходимость выработки какой-то политической структуры для организационного оформления обширной зоны своего влияния побудили его решиться на ускорение хода событий. Непосредственно в процессе предварительных консультаций в самой Шкларска Пореба основными поборниками создания новой организации выступали советские и югославские представители, в то время как поляки отнеслись к этой идее холодно, а чехословаки вели себя уклончиво. Когда речь зашла о выборе местонахождения Информационного бюро, Сталин склонялся к размещению его в Белграде, а не в Праге[40].

Совещание проходило с 22 по 27 сентября и практически было разделено на два этапа. В ходе первого выступили представители всеx партий[I]; началась его работа с речи советского деятеля Маленкова; в выступлениях были изложены оценки политической ситуации, сообщено о достигнутых успехах, о трудностях, с которыми пришлось столкнуться, об организационной работе по укреплению соответствующих организаций. Выступления были очень разными по своему характеру, в них проявлялась неоднозначность путей, по которым шли и намеревались и далее идти различные партии; идея о том, что все должны перестроиться в соответствии с унифицированной моделью, даже не выдвигалась.

Венгерский представитель Реваи заметил, что в восточноевропейских компартиях есть две тенденции в определении политической линии: в соответствии с одной из них, это относится главным образом к полякам и чехословакам, считалась желательной широкая коалиция между многочисленными политическими силами; вторая заключалась в стремлении обеспечить абсолютное господство коммунистической партии[41]. Это замечание носит обобщенный характер, а поэтому лишь кратко резюмирует позиции (использованные в действительности в ходе дискуссий выражения не были столь ясными и отчетливыми).

На первом этапе совещания среди прочих выделялся доклад югославского представителя Карделя — это был блестящий анализ революционного опыта его народа в ходе войны. Если коммунисты вышли из боев единственными победителями, говорил Кардель, то /297/ это произошло не в результате «случайности» или «особенно благоприятных условий»; такое стало возможным благодаря политической линии, которая доказала свою правильность; суть ее — вооруженная борьба, опора на народные массы, а не на альянс с другими партиями, уничтожение старого государственного аппарата и создание нового государства прямо во время партизанской войны. Именно потому, что такая ориентация была избрана еще в период боевых действий, югославские коммунисты смогли ясно видеть различие между великими державами антифашистской коалиции; они не ставили их в один ряд и понимали, что «братский союз Москва–Белград составляет опору, естественную гарантию нашей независимости». Здесь впервые была начата открытая полемика. Югославы, говорил Кардель, «без затруднений преодолели влияние определенных оппортунистических тенденций, которые дали себя знать в последний период войны», когда другие партии поверили даже, что наступает «период мирной парламентарной эволюции империализма», хотя в действительности с приближением периода нового кризиса капиталистической системы наиболее реакционные силы ждут первого удобного случая, чтобы перейти в наступление. «Ошибочным и опасным» было бы полагать, что какое-либо правительство с участием коммунистов могло бы воплотить «некую новую народную демократию»; ошибкой было бы думать также, что может существовать «старая форма парламентарной демократии с новым содержанием», на самом деле следует говорить о «специфической форме советской демократии»[42].

Второй, более полемический этап работы совещания начался 25 сентября со знаменитого доклада советского представителя Жданова «О международном положении»[III]. Он представлял собой идеологическую платформу, на основе которой руководители СССР готовились сражаться в «холодной войне»; они призывали и другие коммунистические партии присоединиться к ним. Мир, по Жданову, разделился теперь на два лагеря: один из них — «империалистический и антидемократический», во главе которого стоят Соединенные Штаты, второй — «антиимпериалистический и демократический», имеющий своей «опорой» Советский Союз. Задачей первого является «подготовка к новой империалистической войне» в целях «борьбы против социализма и демократии»; второй лагерь, таким образом, должен вступить в битву за «сохранение прочного демократического мира». В этом деле «ведущая роль принадлежит Советскому Союзу и его внешней политике». Из анализа положения, проведенного /298/ Ждановым, вытекала необходимость для каждого решиться на выбор и присоединиться к тому или другому лагерю. Он объявил «доктрину Трумэна» и «план Маршалла» «выражением единой политической линии», нацеленной на «установление широкого господства американского империализма»; роль более слабых капиталистических государств оценивалась как положение ничтожных вассалов. У европейских народов должно, следовательно, существовать «неуклонное стремление к сопротивлению»; на европейские коммунистические партии возлагалась особая «историческая задача встать во главе сопротивления» и «принять в свои руки знамя защиты национальной независимости»[43]. Для того чтобы понять, насколько поворотным в подлинном смысле этого слова был характер речи Жданова, необходимо учесть, что всего несколькими неделями ранее коммунисты объявили разделение мира на враждебные блоки изобретением «реакционных кругов», с этим разделением необходимо бороться и разоблачать его; теперь же, напротив, сам Жданов говорил об этом как о безусловном факте; такое разделение делало, по его оценке, невозможным какой-либо нейтралитет или даже просто колебание[44].