Вадим Россман - В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы

Многие аргументы также исходят из представления о необходимости баланса между географией и демографией, что предполагает перенос столицы в восточные регионы страны.

Однако в переносе столицы за пределы европейской части России – наиболее густозаселенной части страны и исторической цитадели российской государственности – нет никакой обьективной необходимости. Идея переброса столицы на восток исходит из ложного императива баланса между географией и демографией, «сбалансированности территории и управленческих ресурсов». Авторы таких аргументов исходят из того, что перенос столицы позволит перебросить большие массивы населения на восток страны.

Тем не менее следует отметить, что такой баланс нигде не является показателем или критерием эффективности и, вопреки мнениям некоторых участников дискуссии, не представляет собой уникального российского явления. Этот дисбаланс существует в таких странах как Дания (если учитывать Гренландию), Канада и Австралия, но никак не беспокоит датчан, канадцев и австралийцев и не препятствует высоким темпам роста и общему экономическому и социальному благосостоянию и развитию этих стран. Драматический дисбаланс демографии и экономики существует также в Китае, что не мешает Китаю показывать высочайшие показатели темпов экономического роста.

Но особенно важно здесь то, что в России в настоящий момент отсутствуют не только кадры, но и необходимые человеческие ресурсы для освоения огромных пространств Сибири и Дальнего Востока, и такие ресурсы вряд ли появятся в ближайшее время. Климат Сибири и состояние инфраструктуры не позволяют говорить о миграции туда значительных массивов населения. Кроме того, учитывая реалистические потребности коммуникации и характер российской бюрократии, было бы опрометчиво располагать столицу в такой значительной пространственной удаленности от района компактного проживания основного населения страны. Следует учитывать также, – и это действительно важно, – что сама средняя полоса России еще не достаточно освоена в экономическом и культурном плане и во многих отношениях представляет собой экономическую и политическую целину.

Сосредоточенность всех важнейших функций в Москве как будто свидетельствует о недоосвоенности даже европейской части России. Освоение средней полосы, – хозяйственное, политическое и культурное, если подойти к делу серьезно, займет десятилетия. В запустении находится большинство городов в нечерноземной полосе, причем даже в областях непосредственно примыкающих к Москве. Стоит ли говорить о деревнях. 30 тысяч из почти 168 тысяч населенных пунктов в России до сих пор не имеют телефонной связи, а свыше 39 тысяч не имеют и жителей. Значительная часть этих населенных пунктов находится именно в средней полосе. 153 тысячи сельских поселений России – 13 % вообще не имеют населения, а в 24 % проживает меньше десяти человек. Только треть сельских поселений имеет более 100 жителей [Зубаревич, Косырева, 2012].

В такой ситуации освоение Сибири, Дальнего Востока и Арктики должно быть поставлено в реалистический контекст приоритетов территориального развития. Новая столица в европейской части (а возможно, даже две столицы, федеральная и национальная) могли бы несколько оживить этот регион, где отсутствуют необходимые природные ресурсы для развития добывающих отраслей экономики.

Некоторые политики и журналисты также имплицитно исходят из какого-то особого нормативного понятия столицы. Предполагается, что функция, или одна из важнейших функций столицы, состоит в роли катализатора общенациональной экономической активности . Из такой презумпции, вероятно, исходит Юрий Крупнов и многие другие авторы, говоря о том, что Россия должна перенести столицу на Дальний Восток или в Сибирь, чтобы влиться в экономическую динамику тихоокеанского региона, стать ее органической частью и дать экономический толчок этим регионам.

Подобное нормативное понимание столицы кажется факультативным или устаревшим. Оно не подтверждается ни историческими формами существования столиц, ни их ролью в территориально крупных государственных образованиях. Для крупных государств, напротив, более характерны столицы, которые не играют слишком большой экономической роли. Логически совмещенная столичность вовсе не является ни необходимым, ни достаточным условием развития дальневосточного или любого другого региона страны. Столичный статус не может служить торпедой экономического роста, и главные задачи, стоящие перед эффективными столицами, не являются экономическими.

Социально-экономической подоплекой этих идей, вероятно, служат реалии постсоветской экономической жизни. Доля государства в российской экономике по-прежнему составляет более половины, что в полтора раза превосходит средние показатели других стран. Государство также остается главным работодателем в стране , и более половины всей российской занятости связано именно с государственной сферой в противоположность большинству других стран, где доля занятых в бюджетной сфере гораздо ниже. Согласно данным, которые приводит Татьяна Илларионова, генеральный директор Института энергии знаний, спектр бюджетной занятости в других странах располагается в диапазоне между 33 % в Норвегии и 8 % в Японии [Илларионова, 2011]. Это фактическое положение вещей, видимо, находит свое выражение и в нормативном представлении о столице как локомотиве экономического роста, потому что в отсутствие производящей экономики государство остается главной индустрией всей страны.

Одной из презумпций для многих участников дискуссии является идея естественного центра страны и представление о том, что центр в виде столицы не выбирается, а находится или обнаруживается. Представление это весьма спорное, поскольку идея столицы как символа целого является продуктом географического воображения и существует не один, а множество вполне естественных центров страны (геометрических, динамических и прочих).

Сама концепция столицы является социальной конструкцией, и иллюзии по поводу единственного естественного центра затемняют смысл дискуссии, привнося в нее историософские и спекулятивные элементы, которые невозможно обсуждать рационально. В России существуют, на взгляд автора, десятки мест, великолепно подходящих для выполнения столичных функций.

Сама естественность центра в Москве, например, в виде колпака московской транспортной системы, надетого на российские пространства, кажется как раз чрезвычайно искусственной. Москва неоднократно описывалась разными авторами в качественно именно естественного центра. Располагаясь в междуречье Оки и Волги, между Тверью и Серпуховым, Москва часто рассматривалась как город, находящийся в центре русской равнины между Белым и Черным морями, Уралом и Карпатами. Центральность, описанная в таких категориях, тем не менее, является феноменом лишь условным и исторически преходящим.