Коллектив авторов - Источниковедение

Итак, произведение Руссо – философское. Смысл его – в утверждении уникальности человеческой индивидуальности в противовес общепринятому мнению эпохи Просвещения о единообразии природы человека.

Другие известные нам исповеди также имеют философский характер (не забудем при этом, что этика – часть философии).

В российской традиции выделим два произведения рассматриваемого вида: «Исповедь» Л. Н. Толстого и «Самопознание» Н. А. Бердяева (хотя последнее произведение и находится вне хронологических рамок данного раздела, но по сути оно тяготеет именно к этой эпохе).

Сопоставление приведенных примеров заставляет сделать вывод о нарастающем влиянии социальной среды на индивидуальность. В произведении Н. А. Бердяева социальный фон гораздо более ощутим, чем в «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо.

Единство и внутренняя целостность Новейшего времени как исторической эпохи, включающей в себя большую часть XX в., не бесспорны.

Зачастую (особенно в англоязычной научной традиции) выделяются не один, а два периода, один из которых («межвоенный период», англ. Interwar period, аналогичные термины имеются во французском и немецком языках) охватывает время между Первой и Второй мировыми войнами, а второй («послевоенная эра», англ. Postwar era) – простирается со второй половины 40‑х по начало 90‑х годов XX в. Напротив, французское понятие «l’époque contemporaine» (буквально «современная эпоха») объединяет в себе все исторические события с конца XVIII по второе десятилетие XXI в. включительно. История России, в которой существует так называемый советский период 1917–1991 гг., резко обособленный как от предшествующего, так и от последующего времени, выглядит в этом отношении парадоксальным исключением, возникшим как результат сознательного изъятия «одной отдельно взятой страны» из мирового исторического процесса. Вместе с тем источниковедческий (т. е. ориентированный на цели и пути созидательной деятельности человека) подход позволяет обозначить характерные черты Новейшего времени, отличающие этот период ото всех прочих и обеспечивающие его внутреннее единство.

Наступление Новейшего времени было подготовлено ходом промышленной революции. Механизированное фабричное производство остро нуждалось в притоке новых людских сил, а развитие транспорта создавало условия для постоянного пополнения рабочего контингента. При этом стремление предпринимателей к извлечению максимальной прибыли обусловливало высокие требования к интенсивности труда, тогда как относительная простота технологий, напротив, понижала требования к квалификации основной массы заводских рабочих. В результате хлынувшие в города люди либо не отличались развитыми умственными способностями и утонченной душевной организацией, либо не имели физической возможности реализовывать свои таланты; те немногие, кому удавалось вырваться из заколдованного круга, стремительно поднимались по открывшейся социальной лестнице, вытесняя прежнюю элиту – дворянство. Отрываясь в момент переезда от традиционной сельской культуры, новые горожане не могли в то же время освоить и классическую культуру Нового времени, ориентированную на более подготовленного реципиента. Возникал культурный вакуум, который заполнялся упрощенными по форме и содержанию произведениями, получившими в дальнейшем собирательное название массовой культуры. До известного времени зародыши массовой культуры существовали параллельно с высокой культурой как ее искаженная проекция, однако с развитием записывающей и воспроизводящей техники (фотография, звукозапись, киносъемка, в дальнейшем – радиовещание и телевидение) массовая культура получила инструменты для интенсивной экспансии и начала уже не транслировать, а вытеснять классическую культуру, диктуя ей жесткие условия выживания в новом мире. Преодоление неграмотности, ставшее (по крайней мере в развитых странах) одним из важнейших социальных достижений второй половины XIX – начала XX в., лишь усугубило ситуацию, поскольку овладение навыками чтения и письма еще не означало приобщения ни к образцам высокого искусства, ни к новейшим достижениям научной мысли. В итоге масса и массовая культура сделались знаковыми социальными феноменами наступившего XX в.

Ключевая характеристика массовой культуры вытекает из описанных выше обстоятельств ее появления и состоит в ориентации большинства создаваемых произведений на неискушенного потребителя. Прежде всего, данная тенденция наблюдается в области источников личного происхождения, появившихся в Новое время и служивших средством выстраивания межличностной коммуникации. Классическая культура Нового времени породила сложную систему видов и разновидностей источников личного происхождения, обслуживавших различные варианты соответствующей целевой установки. Теперь же отложенная во времени коммуникация с самим собой (целеполагание дневников) утрачивает свое значение (очевидно, ввиду сложности самого процесса саморефлексии), коммуникация с ограниченным кругом реципиентов (близкими людьми) осуществляется с помощью телефона, снимающего потребность в эпистолярном жанре, а мемуары и эссеистика, служившие раньше индивидуализированной коммуникации с неограниченным кругом читателей, сливаются с публицистикой, теряя личностное начало вплоть до распространения практики написания политических «мемуаров» бригадами референтов той или иной высокопоставленной персоны. Итогом становится системный кризис всей обсуждаемой группы видов.

Существенные трансформации переживает законодательство. Проблема основных прав человека была в целом решена, по крайней мере на бумаге, еще в предыдущую историческую эпоху. К началу Новейшего времени в большинстве европейских стран был юридически обеспечен статус таких важнейших институтов гражданского общества, как органы политического представительства, независимый суд и свободная пресса; в значительной степени эти институты присутствовали и в России (особенно после оглашения Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 г.). Поскольку же основные права уже были сформулированы и предоставлены, то на передний план вышли новые вопросы, и прежде всего – вопрос социальных гарантий, острота которого подогревалась циклическими кризисами экономики, включая знаменитую Великую депрессию 1929–1939 гг. Социалистические, рабочие и крестьянские партии, пользуясь широкой поддержкой всех слоев населения, требовали от властей обеспечить право на труд и достойную заработную плату, провести перераспределение земли в пользу тех, кто ее обрабатывает, сформировать систему социального страхования и государственной поддержки малоимущих, прекратить дискриминацию по половым, этническим и религиозным признакам. Обеспечить достойные условия жизни для всех оказалось непросто: для этого требовалось известное самоограничение властей предержащих, шедшее вразрез с интересами существовавшей элиты. Кроме того, предоставление социальных гарантий влекло за собой значительные финансовые обязательства и дисбалансировало экономику, провоцируя инфляцию и создавая благоприятную почву для разного рода спекуляций. Но игнорировать социальные требования тоже было невозможно – лозунги защиты «обездоленных» и «униженных» стали ключевым оружием практически всех существующих политических сил. Неблагоприятное сочетание указанных факторов породило такой характерный феномен XX в., как популизм законодательства, принимавшегося не для исполнения, а для демонстрации известной тенденции в развитии общества и государства. Понятно, что прибегать к такого рода уловкам можно не в последнюю очередь потому, что основной аудиторией закона-прокламации оказываются не профессиональные управленцы, юристы и экономисты, а неискушенные «простые» люди.