Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Проведенная реорганизация Института являла собой прелюдию к его ликвидации. Обследования и реорганизация учреждений предшествовали чисткам, они обеспечивали им избирательность: выявлялся социальный состав служащих и таким образом намечались отдельные жертвы.

Собственно же ликвидация Института, длившаяся около двух лет, началась с разгрома его важнейшей и старейшей структуры — Курсов. Их уничтожение действительно произошло быстро и достаточно неожиданно, но не в конце ноября, а в середине сентября 1929 года. Никаких свидетельств участия С. А. Малахова (тогда аспиранта при РАНИОН) в уничтожении ВГКИ не обнаружено [228] Судя по известному письму Л. Я. Гинзбург В. Б. Шкловскому от 17 января 1930 г., Малахов на заседании ЛИТО громил сборник «Поэтика V», в частности опубликованную в нем статью корреспондентки «Опыт философской лирики (Веневитинов)» (цит. по: Новое литературное обозрение. 2001. № 50. С. 315–316; дата на письме 1929 г. — описка корреспондентки, т. к. «Поэтика» в январе 1929 г. еще не вышла). В начале 1930 г. Малахов был секретарем Словесного отделения, но ни в комиссиях по обследованию, ни в комиссиях по чистке не участвовал, хотя в прессе и в ИРКе продолжал громить «формалистов» (см. упоминания об этом: Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство — СПб., 2002. С. 97, 106). . Напомню, что эти мифологические сведения содержатся в единственном исследовании по истории Института [229] См. ShapovaloffL. The Russian State Institute of Art History. P. 152–154. .

Интересно, что в отчете Шмита, цитированном выше, о ликвидации ВГКИ вообще не упомянуто, скорее всего потому, что Курсы формально не относились к Институту: с лета 1923 года они были включены в «сеть художественно-профессиональных учебных заведений» Наркомпроса и подчинены Петропрофобру [230] ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 1, л. 3. , тогда как Институт (как научно-исследовательское учреждение) оставался в ведении Главнауки (а теперь Главискусства). Однако de facto Курсы были неотъемлемой частью Института. Сотрудники ГИИИ читали здесь лекции и вели семинарии, а наиболее способные студенты старших курсов активно принимали участие в научной работе Института. На протяжении всех двадцатых годов это было лучшее и единственное в своем роде гуманитарное учебное заведение не только в Ленинграде, но и вообще в России. Сохранившиеся мемуары об Институте на самом деле были воспоминаниями о Курсах, так как писались бывшими студентами ВГКИ. Они передают живой и свободный дух, царивший в этом научно-учебном заведении, особые «неакадемические» отношения между студентами и преподавателями, которые провоцировали серьезную самостоятельную научную работу, с одной стороны, а с другой, сопричастность и соучастие их в жизни современного искусства. Этот дух «высокого горения» сохранился у многих студентов и научных сотрудников 2-го разряда, т. е. бывших студентов, преподававших на Курсах, вплоть до разгрома ВГКИ [231] Не имея возможности в рамках настоящей статьи подробно остановиться на истории Курсов, отсылаем к упомянутой выше публикации «Гимн формалистов», посвященной Курсам и построенной на архивных материалах ЛИТО. .

Понятно, что в обстановке тотального уничтожения творческой и научной мысли Курсы должны были первыми подвергнуться ликвидации.

Схема ликвидации Курсов, собственно говоря, была той же, что и ликвидации Института. Сначала встал вопрос об их реорганизации, точнее о сокращении количества преподавателей из-за «многопредметности и обилия преподавателей по однородным дисциплинам», который был поставлен на заседании Правления ВГКИ 28 января 1929 года [232] ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 31, л. 23. . Затем был поставлен вопрос о слиянии ВГКИ с ЛГУ, и 18 февраля создана «Комиссия по слиянию» [233] ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 48, л. 3–4, 6. ; на ее первом заседании учреждена «Комиссия по разработке учебных планов», которая должна была кроме того основать новые кафедры в ЛГУ для переводимых студентов и уточнить их количество [234] Совещания этой Комиссии состоялись 25 февраля и 1 марта 1929 г. (ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 48, л. 5–5 об., 7–7 об.). . Наконец, 15 марта была создана «Комиссия по реорганизации» [235] 15 марта состоялось заседание этой Комиссии (ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 48, л. 8). . Но все обсуждения, предложения и постановления, все составленные планы, учрежденные кафедры и списки переводимых студентов — все это оказалось фикцией. 29 апреля состоялось последнее заседание Правления Курсов, на котором было объявлено об их ликвидации [236] ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 31, л. 35. .

Формально Курсы были упразднены под предлогом организации при Ямфаке Ленинградского университета искусствоведческого отделения. Этот вопрос был решен на заседании Президиума Коллегии Наркомпроса 14 мая 1929 года, проходившем под председательством «т. Яковлева [237] Речь идет о Якове Аркадьевиче Яковлеве (1896–1938); в 1926–1929 гг. замнарком, возглавлял Народную комиссию рабоче-крестьянской инспекции. и т. Луначарского». Пункт 10 протокола этого заседания был посвящен ликвидации ВГКИ. Графа «постановлено» гласит: «Считать необходимым приступить к ликвидации Высших Государственных Курсов искусствоведения в Ленинграде». И далее, после распоряжения «в настоящем году приема на первый курс ВГКИ не производить», Главпрофобру поручалось «немедленно провести в жизнь» следующее постановление: «Студентов, перешедших на 2-й курс, после строгого классового и академического отбора перевести в Ленинградский Гос. Университет на факультет языка и материальной культуры в пределах не свыше 150 человек, организовав при этом факультете отделение материальной культуры и искусствоведения с циклами: а) материальной культуры и изобразительных искусств, б) театральный (с уклоном кино). Студентам ВГКИ, переходящим на 3-й и 4-й курсы, предоставить возможность окончить курсы, причем поручить Главпрофобру пересмотреть установку Курсов и изменить учебные планы с целью наибольшего приближения задач Курсов к потребностям жизни и максимально возможного сокращения оставшегося срока обучения». Отдельным параграфом указывалось: «утвердить переход 15 студентов» Музыкального отделения ВГКИ «в Ленинградскую Гос. Консерваторию» [238] ГА РФ, ф. 2306, Наркомпрос, оп. 69, ед. хр. 1877, л. 43. Выписку из него см.: ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 1, л. 49. . Интересно, что для студентов ЛИТО по этому плану перехода как бы вообще не было предусмотрено: два запланированных при Ямфаке отделения предназначались соответственно для ИЗО и ТЕО.

Надо отдать должное Правлению Курсов, оно сразу же обратилось к Президиуму Наркомпроса с «просьбой о пересмотре постановления Президиума Коллегии НКП от 14 мая». В этом документе отмечалось, что, следуя постановлению Коллегии Наркомпроса от 14 мая, в середине года фактически окажутся выброшены на улицу 690 человек студентов, так как после этого постановления Курсы автоматически останутся «без средств и без урегулирования правового положения как студентов, так и самих Курсов» [239] ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 1, л. 41–43. В прошении был поставлен вопрос об увеличении числа переводимых в ЛГУ студентов (в частности из ЛИТО — не 9, а 60 человек), содержалась просьба оставить отделение ТЕО при ГИИИ, а также создать для оканчивающих весной 1930 г. ВГКИ студентов «квалификационную комиссию» для получения ими диплома об окончании вуза. На прошении имеется резолюция уполномоченного Наркомпроса по Ленинграду Б. П. Позерна: «Согласен». . Однако просьба эта, заслушанная на следующем заседании Президиума Коллегии от 23 мая 1929 года (пунктом 2), удовлетворена не была: против этого пункта в протоколе записано: «Постановили: Подтвердить постановление Президиума Коллегии НКП от 14.V. с.г.» [240] ГА РФ, ф. 2306, Наркомпрос, оп. 69, ед. хр. 1878, л. 70 об. Судя по присланному в Ленинградский облпрофобр «постановлению» от 24 мая, в прежнее постановление от 14 мая внесен был пункт о разработке и создании «квалификационной комиссии» для выпускников Курсов и отпускалась дотация в размере 5000 руб., которая была вытребована руководством Курсов только после прямого обращения к Бубнову в конце февраля 1930 г. (ЦГАЛИ СПб., ф. 59, оп. 1, ед. хр. 1, л. 45, 74). .