Чарльз Хьюмана - Инь-Ян. Китайское искусство любви

Большинство подвергшихся цензуре книг было опубликовано в период конца Мин — начала Цин, Обычно они вызывали возражения вследствие актуальности и злободневности их содержания, но в «Перечень» попадали и те, где высказывалась критика в адрес династий, считавшихся предшественницами царствующей.

Что касается романов, то запрет на них пытались представить как акцию, направленную на сохранение высочайших стандартов учености и мастерства. Без всяких ссылок на порнографическое содержание они попадали в разряд низкокачественных, плохо написанных вещей, стиль которых не соответствовал содержанию. Роман Жу Хунсюня был сожжен по причине его «туманности и запутанности». Сочинение Ян Минлуня было предано огню на основании «вульгарности языка и приземленности стиля». В некоторых случаях сопротивление, оказываемое авторами, не только влекло за собой пытки и гибель их самих, но и нередко те же наказания для всех мужчин в семье, отправку в рабство женщин. Цяньлун уничтожил около трех тысяч томов, причем учет писателей, которых постигла та же участь, велся с куда меньшей тщательностью.

Подобные репрессии, как это происходило в похожих случаях в разных странах в разные периоды времени, совпадали с возрастанием количества запрещаемых книг: вероятно, запреты стимулировали распространение такой литературы.

Не случайно поэтому многие наиболее эротические, порнографические и красочные китайские романы появились в период Мин. В их числе «Цзинь, Пин, Мэй» и его менее известное продолжение «Гэ лянь хуа ин» («Тени цветов за занавеской» или «Силуэты соития»). Наряду с замечательным реестром сексуальных обычаев и изящными описаниями интимных моментов из жизни китайских любовников того времени в этих романах развернута широкая панорама общественной и домашней жизни.

«Цзинь, Пин, Мэй» в стиле «Жоу пу туань» и прочих романов того времени начинается с привычных предостережений от земного греха и погони за материальным благосостоянием, от блуда и плотских пристрастий. Тем не менее герой обязан сделать всех своих шестерых жен счастливыми, а его интимные отношения с ними прерываются к тому же любовными делишками с множеством других женщин. Поэтому в своих сражениях в спальне он прибегает к любым мыслимым маневрам и разнообразной стратегии. В конце концов он умирает от чрезмерной дозы афродизиаков — подходящий для героя конец. О безостановочной деятельности Симэнь Цина и качестве письма можно судить по сцене с прекрасной куртизанкой Лунный Луч, встреча с которой состоялась после ночи непрерывных «Тучек и Дождиков», которую герой провел у себя дома.

Одетого в лучшее летнее платье и черные с белым туфли Симэнь Цина препровожают в публичный дом в паланкине, чтобы он мог провести вечер со своей новой любовницей. Его встречает хозяйка заведения, которая приказывает молочной сестре Лунного Луча, девушке по имени Восхитительная, позвать красавицу и предложить господину чай. Внешность входящего Лунного Луча столь же головокружительна, как и ее имя. Ее кофта и юбка — белого, алого и зеленого цветов, туфли красные, а каждое движение сопровождается отчетливым позвякиванием украшений и драгоценностей. Она пьет свой чай, прикрываясь дрожащим позолоченным веером, ее блестящие черные волосы обрамляют лицо подобно темному небу, окружающему луну. По завершении официальной церемонии две «сестрички» сопровождают Симэнь Цина в комнату Лунного Луча. Там служанка готовит легкую закуску, состоящую из ароматных печений и сладких пирожков, которые подают на золоченых тарелках. Покончив с едой, хозяйка и гость принимаются играть в домино фишками из слоновой кости. В конце игры подают вино и фрукты, и Лунный Луч, придя в возбужденное состояние, берет свою лютню, а Восхитительная — гитару, и они вместе ублажают господина любовными песнями. Наконец Восхитительная, сославшись на то, что ей нужно переодеться, удаляется.

«Как только Симэнь Цин остался наедине с Лунным Лучом, он тут же достал из рукава маленькую золотую шкатулку.

— Эта твои ароматные листья? — спросила девушка.

— Нет, это возбудитель. Я принимаю его каждый день, чтобы поддерживать силы. Я бы не купил золотую шкатулку для одних только ароматных листьев.

Положив наместо шкатулку, он вынул свой платок, форма которого заставила Лунный Луч воскликнуть:

— Прежде я видела только два таких платка, и оба они принадлежат моим сестричкам, Серебряной У и Коричному Дереву.

— Да, — признался Симэнь. — Но это было до того, как меня познакомили с тобой. Возьми вон этот себе. — Он проглотил свой возбудитель с глотком вина. — Эти платки делают только в Яньчжоу. Поди сюда, выпей вино у меня изо рта.

Он наполнил рот вином, и когда они поцеловались, вино перешло от него к ней так, что не пролилось ни капли. После этою их рты не разъединились, а языки продолжали переплетаться и играть, и вскоре уже Симэнь Цин запустил руки ей под одежду и принялся гладить груди. Он нашел их одновременно и мягкими и твердыми, а соски напоминали маленькие розовые вишни из Сычуани. Хотя никакой новизны для него в этом не было, его переполняло любопытство, свойственное человеку, стремящемуся раскрыть какой-либо секрет, и вот он быстро расстегнул ей кофту и не испытал разочарование. Ее груди были словно холмы из чистого небрита, белые и гладкие, невообразимой красоты.

Вновь дотронувшись до них руками, он почувствовал, что его Нефритовый Стебель напрягся и восстал, а сам он сидит в такой позе, что штаны ему просто мешают. Поэтому он встал, снял их и попросил Лунный Луч возбудить его посильнее. К его удивлению, хоть они до этого и провели ночь вместе, Лунный Луч, казалось, была потрясена этим предложением.

— Я что-нибудь не так сказал? — осведомился Симэнь.

— Это, вероятно, твой возбудитель подействовал, сказала Лунный Луч, все еще с выражением удивления на лице. — Он такой большой и красный. Мне жаль того, кто окажется у него на конце.

Ее замечание вызвало смех Симэнь Цина.

— В таком случае сыграй на нем мелодию, чтобы привыкнуть.

Но аккуратный розовый ротик Лунного Луча продолжал говорить, а не действовать.

— Это всего лишь наша вторая встреча. Я сыграю мелодию попозже. А пока позволь, я позову служанку убрать посуду.

Как только этот предлог для отсрочки оказался исчерпанным, прекрасная куртизанка сказала:

— Мы с вами вместе проведем в будущем дней больше, чем можно насчитать листьев на деревьях. Почему бы не использовать этот день, чтобы познакомиться поближе?

Судя по поведению Мужского Острия, ответ на этот вопрос был вполне очевидным, и Симэнь Цин произнес:

— Ну, если ты не хочешь пососать меня, давай ляжем в постель.