Виталий Тренев - Рассказы (-)

- Ну вот, ваше благородие, не заболел я, - напомнил однажды Васька.

- Счастье твое, дурень. Я бы тебе всю шкуру со спины спустил бы, отвечал есаул, улыбаясь в черную жидкую бородку, отросшую за путешествие.

По-видимому, благополучно сошла Ваське его опасная обновка.

Большая часть пути была пройдена. Свыше трех недель шел от Охотска караван, и до Гижиги осталось еще пять-шесть дней. И пора - все устали до предела. Даже никогда не унывающий Васька, поднимаясь однажды утром, сказал:

- Что, Афоня, скоро ли Гижига? Что-то я подбился, как старый мерин, ноги не идут.

- Не робей, Вася, в Гижиге дневку сделаем дня на три, обогреемся, отоспимся, отъедимся! - крикнул есаул, все веселее чувствовавший себя по мере приближения к Гижиге, несмотря на то, что измотан был больше всех.

Весь этот день Василий что-то отставал, а вечером был молчалив и, привязав собак, лег спать, почти не притронувшись к ужину. Этого никогда еще не бывало.

- Что с тобой, Васька? Не занемог ли? - тревожно спросил есаул, опускаясь на корточки около его изголовья.

- Ништо, ваше благородие. Притомился я, - упавшим голосом отвечал Васька, пряча в мех свое пылающее лицо.

Ночью есаул спал тревожно. Собаки лаяли и выли необыкновенно. Наконец они утихли, и есаул заснул. Но скоро его разбудили крики Афанасия.

- Ай, бачка! Ай, беда, ваше благородие! - кричал тунгус, хлопая себя по бедрам, и в отблесках потухающего костра тень его металась фантастически.

Такое поведение Афанасия, всегда величественно-спокойного и молчаливого, было настолько необыкновенно, что есаул вскочил.

- Ваше благородие! Собачка убежал!

- Какая собачка?- немного успокаиваясь, спросил Мартынов.

- Вся новая собачка убежал! - кричал Афанасий.

- Врешь! - крикнул Платон Иванович, чувствуя, как покатилось вниз сердце и слабеют ноги.

Он кинулся к собакам и увидал только трех лаек, сидевших на снегу с тревожно наставленными ушами. Это были те собаки, которых он получил в Охотске. Все взятые на становище Макара каким-то чудом отвязались и убежали.

- Кто привязывал собак? - со зловещей сдержанностью спросил есаул, подходя к костру, у которого, взяв уже себя в руки, с обычной флегмой уселся тунгус.

- Васька привязал, - буркнул он.

Есаул ногой стал расталкивать Василия, но тот только охал, не просыпаясь. Мартынов открыл его лицо, и холодный воздух привел Ваську в чувство. Васька глянул на есаула мутно, от света костра лицо его казалось багровым.

- Сейчас подам-с, не извольте беспокоиться-с, - бормотал он.

- Ты пьян, каналья? - спросил есаул, с недоумением оглядываясь на тунгуса.

Тот покачал головой, пристально глядя на Василия.

- Горячка ему. Потому и собачка плохо привязал. Больной она.

- Не может быть! - упавшим голосом сказал есаул и, сняв варежку, дотронулся до лба Василия. Лоб был горяч необычайно.

- Вася, друг... Очнись, Вася... - тихо говорил есаул.

Василий пришел в себя окончательно. Он хотел подняться, но есаул удержал его.

- Оплошал, ваше благородие, виноват-с, - хриплым и слабым голосом сказал он, валясь обратно. И снова закрыл глаза. - Испить бы...

Мартынов был совершенно ошеломлен свалившимся на него несчастьем. Он всей душой ощутил, что теряет лучшего, может быть, друга, какой только был у него в жизни. Напоив Василия, Мартынов сел к костру. Афанасий мрачно глядел на огонь. Молчание длилось долго.

- Ну, что будем делать, Афанасий? - проговорил наконец есаул.

- Два нарта тут бросать надо. До Гижиги надо идти.

- Сколько нам до Гижиги?

- Четыре-пять дня.

- А становища не будет по пути?

- Нет. До самой Гижиги не будет люди.

Тунгус замолчал. Молчал и есаул.

- Что с Васькой делать? - спросил тунгус через некоторое время.

- Повезем с собой, вестимо.

- Все равно помрет. Собачка убежал, как будем везти?

- Ну ты, смотри мне! - пригрозил есаул.

- Не сердись, бачка, тебе сила нету, мине сила кету, собачка сила нету. Гижига далеко. Васька повезем, две недели идти будем. Сами помрем.

- Чтоб и разговору не было об этом! - мрачно приказал есаул.

На одну нарту положили необходимые вещи и еду для себя и для собак на шесть дней. На другой нарте устроили Василия, который что-то бормотал в забытьи. Чтобы он не упал, привязали его ремнями. Афанасий подчинялся есаулу молча, и на скуластом лице его нельзя было заметить неудовольствия. Медленно тронулись путники. Впереди двигались нарты с провизией, которые везли оставшиеся собаки. Афанасий и есаул поочередно тащили вторые нарты, на которых лежал Василий.

Так брели они целый день. Попробовали идти в темноте, но это оказалось выше их сил. Пока Афанасий кормил и привязывал собак, есаул нарубил можжевельнику и устроил костер.

Когда ужин был готов, есаул подошел к Василию с едой. Тот, видно, очнулся и смотрел на него сознательным взглядом.

- Платон Иванович, простите меня! - срывающимся голосом сказал денщик.

- Что ты, Вася! На вот, поешь.

- Не принимает душа.

Ночь он провел спокойно, но наутро сознание его снова стало мутиться.

Днем он пришел в себя и с усилием повернулся, чтобы осмотреться. Он увидел бесконечную снежную равнину, передние нарты, которые с усилием тянули три собаки, Афанасия, Мартынова, который тащил его нарты.

- Ваше благородие! Ваше благородие! - закричал он с неизвестно откуда взявшейся силой.

Есаул испуганно обернулся.

- Что вы делаете, батюшка? - снова закричал Василий, пытаясь слезть с нарт, к которым он был привязан.

- Что ты, Вася? - спросил есаул, наклоняясь к нему.

- Платон Иванович, бросьте меня. Все равно я не жилец. Надорветесь, батюшка... Не дойдете до Камчатки... Не погубите, отец, дайте помереть спокойно...

- Лежи, Вася. Скоро Гижига, там тебя оставлю. Выздоровеешь небось, ты парень молодой, крепкий... Лежи, голубчик.

Караван тронулся дальше, и Васька затих. Вечером Василий немного поел и лежал, что-то шепча про себя. Когда есаул уже укладывался, он вдруг позвал его.

- Что, Вася? - спросил Платон Иванович, садясь около него на корточки.

- Проститься, ваше благородие.

- Что ты...

- Нет уж, знаю я... Простите, коли чем не угодил. А вам спасибо за доброту вашу и за хлеб-соль... Старался я всегда. Теперь вам без меня слободнее будет...

- Что ты, Вася, поддержись! В Гижиге поправишься.

- Нет, Платон Иванович, я знаю... Без покаяния вот... - голос его слабел.

- Не говори, Вася. Спи спокойно. Довезем тебя, не бойся. Встанешь на ноги.

Долго сидел есаул около больного. Василий спал или был в забытьи. Он лежал с закрытыми глазами и трудно дышал. Есаул оправил на нем шубу, прикрыл его лицо от мороза и лег на свое место. Усталость сморила, и он заснул тревожным сном.

Глубокой ночью есаул встал посмотреть на Василия и увидел, что шуба и парка больного лежат на месте, а его нет.