Виталий Тренев - Рассказы (-)

- И стоит того! - оборвал его Усов. - А ты бы вот больше жиры належивал, лежебока!

Капитан поблагодарил Удалова и приказал выдать ему вина.

После недолгой стоянки в Калифорнии бриг пошел зимовать на Сандвичевы острова. Переход длился семнадцать дней. После холодных осенних шквалов в северной части Тихого океана здесь была благодать, но тем не менее и тут бриг поштормовал. Пять дней люди ни разу не ложились сухими, не спали больше двух часов подряд и не имели горячей пищи. Ветер стих внезапно, к вечеру, однако бриг всю ночь мотало на могучей океанской волне. В кубрике было сыро, но люди спали, как сурки, не обращая на это внимания. За день судно вышло из штормовой полосы и, окрылившись всеми парусами, ходко шло, чуть кренясь под ветер и с шумом разваливая на две волны гладкую, как жидкое зеленое стекло, воду. Солнце склонялось на запад. Высохшие за день паруса порозовели, и вдали, над жемчужным простором, встали на небе розовые облака. Удалов, стоя у бушприта, смотрел вперед. Жозеф, вахтенный на баке, указал ему на облака:

- La terre! Les iles de Sandwich!34

Поздно ночью раздалась команда, загремела якорная цепь, и бриг остановился, как казалось, у самого подножья темной, нависшей над судном горы. Над горою дрожали и переливались крупные, яркие звезды. Веяло сладкими, пряными ароматами. С берега доносились пение и томный, ноющий звон какого-то струнного инструмента.

- Пахнет, как в церкви: ладаном и горячим воском, - тихо сказал Удалов. - А звезды - как свечи... Хорошо на свете жить, дядя Усов!

Оживившийся и как бы помолодевший, боцман широкими ноздрями перешибленного носа жадно вдыхал в себя ароматы.

- А на берегу, брат, - восхищенно сказал он, - этой самой пальмовой араки пей - не хочу. Ну конечно, и джин английский соответствует. Всякой этой фрухты - и не поймешь, откуда она родится. Иная вся, как еж, в иголках, а расколешь - внутри половина лед, половина мед. Народ тут канаки называемый. Между прочим, по пояс нагие ходят, а ничего, народ хороший, смирный.

- Не пустют нас на берег, - тоскливым голосом сказал Попов. - Не пустют. А уж тошнехонько на судне!

Опасения его оправдались. Утром, в то время как вахту, к которой приписаны были русские моряки, отпустили на берег, пленные остались на борту. Старший офицер, желчный и злопамятный человек, заставил всех четверых отбивать ржавчину с якорной цепи.

Расположившись в тени поднятого кливера, они неистово стучали молотками.

Днем к бригу подошла шлюпка с береговыми офицерами. Поднявшись на мостик, офицер объяснил, что прислан с просьбой дать имеющихся на борту военнопленных для работ на берегу: там, ввиду возможного неожиданного нападения русской эскадры, строится форт и нужны рабочие руки.

- С удовольствием, - отвечал старший офицер, - возьмите их, сделайте одолжение. Я сам не знал, чем их занять на борту, а они народ ненадежный, того и гляди сбегут, предупреждаю вас. Особенно один - Семен, отчаянная голова. Позвать сюда русских! - крикнул он вниз.

Через несколько минут все четверо стояли на палубе перед мостиком.

- Вот они, - сказал лейтенант.

- Здоровые ребята, - одобрительно отозвался офицер.

- Пойдете на берег с господином офицером и будете работать на постройке форта! - крикнул им вниз лейтенант. - И чтобы работали на совесть! Построже с ними, - обернулся он к офицеру.

Освоившийся с языком Удалов понял смысл фразы, а слова "форт" и "работать" были понятны и остальным. Удалов нахмурился и глянул на товарищей.

- Не годится дело, - вполголоса сказал он. - Форт строить велят. Ведь это против наших.

Старый боцман сдвинул седые брови.

- Не годится! - подтвердил он. - Так и скажи ему, собаке: мол, крепость строить не хотим.

- Так, ребята? - спросил Удалов.

Бледных молча кивнул головой.

Удалов шагнул вперед и сказал, подняв голову и глядя на мостик:

- Форт работать нет! Не хотим!

- Что?! - изумился лейтенант, оглядываясь на офицера.

- Не хотим! - повторил Удалов и, обернувшись к товарищам, сказал: Садись, ребята, на палубу, нехай видит, что мы всурьез! - И он сел, по-турецки скрестив ноги.

Остальные последовали его примеру.

- Ах, канальи! - рассвирепел лейтенант. - Взять их сейчас, поставить на ноги!

С десяток матросов кинулись поднимать с палубы пленных. Поднялась возня, раздалось фырканье, добродушный сдержанный смех. Смеялись и французы и наши. Поднять русских матросов никак не удавалось. Те, как параличные, подгибали ноги, валились на палубу.

- Это заговор, господин лейтенант, - с чуть заметкой улыбкой сказал приезжий офицер.

- Ах, канальи! Я их проучу! - Лейтенант закусил тонкие губы. Принести железа - и кузнеца сюда!

Русские моряки были закованы в цепи и посажены в карцер на хлеб и воду.

Пленных продержали в кандалах два дня.

После этого случая пленные все время оставались на корабле, и старший офицер еще суше и неприязненней относился к ним.

5

Зима в этом благодатном климате прошла быстро, и в конце марта союзная эскадра стала готовиться ко второму походу на Камчатку. Общественное мнение союзных держав было оскорблено поражением, понесенным сильною эскадрой союзников при попытке овладеть Петропавловском, гарнизон которого был немногочислен и плохо вооружен.

На этот раз силы неприятеля были значительно увеличены. На Камчатку шло пятнадцать боевых кораблей с общим количеством артиллерии до четырехсот пушек. Два вооруженных парохода были отправлены вперед, чтобы нести дозорную службу у берегов Камчатки.

Однажды по всей эскадре засвистали боцмана, люди пошли ходить вокруг кабестанов35, корабли оделись парусами и, кренясь, принимая крепкой скулой крупную океанскую зыбь, пошли на север.

С этого дня Удалов резко переменился. Он не отвечал на шутки приятелей-моряков, по старой памяти ожидавших от него острых и метких ответов. По вечерам, вместо того чтобы, собрав вокруг себя кружок слушателей в уютном уголке, между двумя пушками, восхищать их длинными сказками и историями, он сторонился людей. Теперь, прикорнув у бушприта, он проводил долгие молчаливые часы, тоскливо глядя на север, туда, куда неуклонно шли вражеские корабли. Это настроение Удалова французские матросы быстро заметили и решили, что причиной его было опасение - не заставят ли пленных сражаться против своих. Жозеф и другие матросы успокаивали его на этот счет, но он только безмолвно махал рукой и, не слушая, с тоскливым видом отходил в сторону.

Однажды, когда он стоял у борта, глядя вдаль, к нему подошел Усов. Облокотясь рядом, выколотив трубку, старик помялся, покряхтел, видно затрудняясь начать разговор, и наконец решился.

- Ты тово... парень... - сказал он, - замечаю я, ты малость не в себе. Матрос ты боевой, а будто заскучал, а?