Елена Майорова - Викарии Христа: папы Высокого Средневековья. С 858 г. до Авиньонского пленения

В двадцать лет он поступил в монастырь, причем выбрал недавно учрежденную, совсем бедную обитель Сито с чрезвычайно строгим уставом. Здесь, а затем в новом, им самим основанном монастыре Клерво (Ясная долина) на границе Бургундии и Шампани, Бернар превзошел в умерщвлении плоти самый строгий аскетический устав. Он постился так усердно, что уничтожил в себе само желание пищи; принятие даже небольшого ее количества вызывало у юноши неприятные ощущения, так что в конце концов он заболел, вызвав немалую тревогу у своих друзей. Один из них, епископ Шалонский, заставил его лечиться и умерить чрезмерный аскетизм. В дальнейшем Бернар не различал вкуса пищи, что нередко приводило к недоразумениям.

В подобное же состояние нечувствительности он старался привести себя и относительно общения с внешним миром. Он стал тяготиться посещениями самых близких людей; разговоры рассеивали его, и после их ухода он чувствовал себя менее способным к молитве. Поэтому при вынужденных встречах с родными молодой монах закупоривал уши воском, чтобы среди людей оставаться глухим к их суетным интересам. Действительно, скоро он достиг такой сосредоточенности и замкнутости, что часто не замечал происходящего вокруг себя. Но только не природу: леса, поля и горы пробуждали в нем духовные силы, и впоследствии он говорил, что не имел других учителей, кроме дубов и буков. Под сенью деревьев на него нисходило ощущение близости Божества.

Одного магистра, усиленно изучавшего пророков, Бернар предостерегал против мертвенной учености книжников: «Поверь испытавшему это на себе: в лесах ты найдешь нечто лучшее, чем книги. Деревья и скалы научат тебя тому, чего от учителей не услышишь».

Источником религиозного восторга и мистического упоения, непременным условием душевного мира и внутреннего согласия служило ему уединение. Часто он восклицал: «О, блаженное уединение, о, единственное блаженство!» Впрочем, душевное удовлетворение доставляло ему и истязание плоти; в этом отношении Бернар был неумолим: щадить жизнь и учитывать медицинские рекомендации он считал постыдным для истинных христиан. «Гиппократ, Гален и их последователи, — говорил он своим монахам, — учат, как сохранить жизнь в этом мире. Христос и Его ученики — как ее потерять». Монахам одного монастыря, расположенного в нездоровой местности, от чего они часто болели, Бернар писал: «Слишком не согласно с вашим монашеством искать телесного лекарства и не согласно для спасения. Прибегать иногда к простым травам — терпимо… Но покупать лекарства, посылать за врачами, пить декокты — недостойно монашества и противно чистоте, в особенности чести и чистоте нашего ордена».

Не менее строго отстаивал Бернар другую черту монашеского идеала — бедность. В одной из своих проповедей, объясняя, почему Христос выбрал для своего рождения Вифлеем, он говорил: «Бедности именно и пожелал, сходя на землю, Сын Божий, чтобы, избрав ее для Себя, Своею оценкой сделать ее для нас драгоценной». Третий монашеский обет, повиновение, также получил у Бернара более широкое и общее толкование. Повиновение представлялось ему средством для достижения высокой цели: уничтожения собственной воли. «Своя воля в человеке — источник греха и всякого нравственного зла. Поэтому собственная воля человека так ненавистна Господу».

Среди монашеских и общечеловеческих, так называемых кардинальных, добродетелей высшее место Бернар отдавал любви — любви к Богу. Ее он воспевал на все лады, особенно в своих проповедях на текст Песни песней. Этот гимн любви воодушевил Бернара приложить поэтически-страстные излияния еврейского песнопевца к мистическому вожделению человеческой души. Он никак не мог расстаться с этим гимном; на его текст он произнес восемьдесят шесть проповедей.

Его сублимированная страстность вершила и рушила судьбы людей. Старший брат Бернара, Ги, вместе со всей семьей почти против собственного желания, под давлением воли более сильной, чем его собственная, принял монашество; другой брат, Жерар, блестящий рыцарь, также был принужден затвориться в монастырских стенах. Единственная сестра Умбелина, обливаясь слезами, оставила семью и любимого мужа, чтобы стать невестой Христовой.

Этот молодой монах, который желал весь мир обратить в монастырь, стал духовным вождем своих современников, всеобщим советником и наставником. Он разрывался между желанием забыть мир, чтобы погрузиться в религиозное созерцание, и необходимостью отозваться на призывы этого мира. Бернар сделался одним из главных строителей того Царства Божьего, которое пыталась осуществить средневековая Европа. Ему пришлось покинуть тесную монастырскую келью, нарушить тишину и молчание, которые он так любил, сесть на коня, объезжать города, области и соседние страны, вести диспуты с ученейшими людьми, председательствовать на соборах, обращаться к народу, поднимать толпы крестоносцев, давать указания императору и решать судьбу понтификов. Он являлся доверенным лицом пяти римских пап и видел свое призвание в том, чтобы излечить Церковь от ран, нанесенных ей антипапами.

Таким образом, его жизнь распадалась на уединенное существование, полное мистического погружения в мысли о Божестве, и общественное служение, которое постоянно побуждало его возвращаться в мир, бороться в нем, погружаться в его дрязги и страсти. Этот переход давался тем мучительнее, что этот наставник королей и прелатов был необыкновенно застенчив, и, по его собственному выражению, всегда предпочитал молчать, если только голос совести не принуждал его высказаться. Надо сказать, этому голосу он подчинялся весьма часто и охотно.

Бернар Клервоский печально прославился гонениями на Пьера Абеляра, французского богослова, философа и поэта. Упорные и безжалостные обвинения святого Бернара в адрес Абеляра не прекращались даже после того, как аббат монастыря Клюни Петр Достопочтенный попытался примирить этих двух незаурядных людей. В конечном итоге обвинения будущего святого духовно сломили Абеляра.

Несмотря на слабое здоровье, Бернар разъезжал по всей Европе и, по словам историка, «олицетворял для современников взыскательную совесть христианства». Если не мог присутствовать — писал письма. Его переписка содержит 495 писем, из которых только 37 обращены к нему. Он стал самым влиятельным и деятельным проповедником своего времени, но вместе с тем и церковным политиком, желающим исправить недостатки Церкви. В его образе присутствовало нечто противоречивое: он сам себя называл «Химерой века». Свойственное ему властолюбие сделало его на протяжении почти целого поколения некоронованным королем Запада, без чьего ведома не происходило ни одно важное событие. Именно поэтому о второй четверти XII века говорили как об эпохе Бернара Клервоского.