Унгвари Кристиан - Осада Будапешта. Сто дней Второй мировой войны

С советской стороны казни раненых военнопленных, в особенности эсэсовцев и солдат вспомогательных служб, которых ошибочно принимали за так называемых власовцев, были обычным делом. Эти представители вспомогательных служб, которых, как правило, приписывали к соответствующим службам частей вермахта, составляли в немецких войсках от 5 до 10 процентов. Один из бойцов группы «Морлин» вспоминал:

«Русские начали ударами прикладов сгонять за один из домов русских и украинских пленных из тех, кто служил в немецкой армии. После того как их прогнали сквозь русский строй на площадь, их поставили вместе и расстреляли у нас на глазах».

Другой пленный рассказывает:

«Когда нас построили, советский офицер спросил, были ли среди нас русские. Я хорошо знал русский язык и менталитет, чтобы понять, что за этим последует. Из строя вышли вперед около двадцати человек. Среди них, наверное, были хиви («добровольные помощники», либо дезертиры из Красной армии, либо советские военнопленные, вступившие в немецкую армию), но в большинстве своем это были немцы из России, которые служили в СС. На наших глазах русские набросились на них с саблями, а когда все уже лежали на земле, избитые и изрубленные, их наконец добили очередями из автоматов».

Было невозможно заранее определить, что сейчас последует казнь:

«Нас вели в сторону холма Рожадомб. По дороге мы остановились напротив большого дома. Здесь, обменявшись несколькими фразами, они расстреляли солдата, который шел в голове колонны, в двух рядах впереди от меня. На нем был венгерский мундир, но он тоже говорил по-русски. Может быть, тот солдат был власовцем? Он лежал и умирал, истекая кровью, а мы шли дальше, переступая через его тело».

В немецком военном госпитале, расположенном в подвале здания, где теперь располагается библиотека Сеченьи, советские солдаты по отдельности беседовали с каждым пациентом. Всех тех, кто носил немецкую форму, но не отвечал на вопросы, заданные на немецком языке, расстреливали на месте. Русские изнасиловали и зарезали нескольких медсестер. Иногда в палаты бросали ручные гранаты. Похожие акты жестокости против немецких раненых происходили почти во всех госпиталях.

Часто советские солдаты предпочитали вообще не брать пленных. Они истребляли даже тех немцев, кто пытался сдаться. Как рассказывали очевидцы, «на насыпи у зубчатой железной дороги сомкнутыми рядами лежали тела немецких солдат с поднятыми руками». О подобных расправах упоминается во многих источниках.

Самому большому риску подвергались солдаты войск СС и раненые. Первых убивали из политических соображений, а вторых потому, для их излечения потребуется слишком много труда, а пока они не смогут работать. На стадионе в Будакеси пленных эсэсовцев заставляли самим рыть себе могилы перед расстрелом. В Пилишсенткересте и советские, и немецкие солдаты с помощью топоров расчленяли попавших в плен во время уличных боев солдат противника. Некоторых раненых военнопленных волокли по дороге привязанными к грузовикам или давили живьем гусеницами танков. Такая участь, в частности, постигла пациентов военного госпиталя, размещенного у здания военного министерства. Больных демонстративно собрали на улице, где подвергли страшной казни. Прапорщику Норберту Майору пришлось стать свидетелем следующего происшествия:

«На аллее Тота Арпада лежали две человеческие фигуры. Мы увидели, как один из лежавших людей вдруг поднял руку, которая сразу же бессильно опустилась. Никто не осмеливался ничего предпринять, но несколько человек решились обратиться за помощью к советскому лейтенанту, который нас конвоировал. Вынув пистолет, он подошел к тем людям и… выстрелил им в шею сзади. Этим и ограничилось оказание помощи».

Особенно большой шанс быть казненными имели солдаты, участвовавшие в прорыве: ведь после этого события у советских бойцов больше не было оснований опасаться ответных репрессий. Об этом свидетельствуют изуродованные тела, извлеченные из мест массовых захоронений в окрестностях Буды, об этом же вспоминают и жители окрестных поселков, которые хоронили тех солдат. Немцев и русских часто предавали земле в одной могиле под памятником с красной звездой. Позже немецкие могилы в Пилишсентлелеке и в других районах были уничтожены русскими.

Одним из самых мрачных эпизодов тех дней стал так называемый «марш смерти» к городу Байя. Тех, кто не мог больше идти, советские солдаты-тыловики убивали выстрелом в затылок и сбрасывали на обочину дороги. Ивану Херманди пришлось лично стать свидетелем четырех таких казней, прежде чем он сам, споткнувшись, упал и решил предоставить себя своей судьбе. Когда советские конвоиры убедились в том, что обессилевший солдат был венгром, они бросили его на проезжавшую мимо крестьянскую телегу, на которой его и привезли в лагерь для военнопленных, где вновь прибывшего отказывались принять, так как он появился отдельно от всех остальных. Наконец его уложили под дерево и оставили в покое.

При конвоировании военнопленные практически не получали пищи. Первой едой для первой партии, доставленной из лагеря Шошкут, была каша с салями, которую сварили в бочке из-под бензина. Пленники так и не смогли ее съесть, хотя позже все они жалели об этом. Один из выживших вспоминал:

«Иногда нам позволяли отдохнуть. Тогда все пленники тут же бросались к лужам и канавам, чтобы попить. Если вдоль дороги было пшеничное поле, все мы бежали туда, чтобы схватить хоть немного колосьев, не обращая внимания на предупредительные выстрелы конвоиров. Напившись грязной воды из талого снега, позже сотни людей умерли от дизентерии».

Случаи истребления пленных не были частью чьего-то общего замысла. В отличие от немцев советское командование не отдавало таких категоричных приказов. Вместо этого оно постоянно проводило пропагандистскую кампанию, где рисовался отвратительный сатанинский облик противника, не заслуживающего ничего, кроме смерти.

Во всех войнах сталинская официальная пропаганда называла вражеских солдат «дикими бестиями», «убийцами», «отбросами», «варварами», «зверями». Во время Зимней войны 1939 г. (30.11.1939—12.03.1940. — Ред. ) эти термины использовались по отношению к финнам, которые на самой деле вели себя относительно цивилизованно. (По отношению к пленным финны как во время «зимней войны», так и в Отечественную войну вели себя совсем нецивилизованно — мало кто из военнопленных выжил в финских концлагерях. — Ред. ) Каждый день советским бойцам приходилось читать статьи о вражеских солдатах, которые выкалывают их товарищам глаза или сжигают заживо (что, к сожалению, соответствовало действительности. — Ред. ), о зверствах, которые творят даже сотрудники финского Красного Креста. Во время Второй мировой войны немцев стали называть «людоедами», «отребьем», «чудовищами», «грубыми животными». На конвертах, которые раздавали солдатам для того, чтобы те запечатывали туда письма, часто изображались дети, умолявшие: «Папа, убей немца!» В некоторых подразделениях была принята форма соревнования под лозунгом «личный счет мести врагу», когда среди бойцов распространяли бланки, в которых нужно было указывать количество убитых немецких солдат, каким оружием это было сделано, и все это заверялось подписью командира подразделения.