Александр Лаврентьев - После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV – первой четверти XVI вв.

В. П. Загоровский предположил, что «купля» была своеобразной платой за «соблюдение» между 1456 и 1462 гг. Василием Васильевичем малолетнего рязанского князя, целью же приобретения – создание Москвой «буферной зоны» между Рязанью и Литвой с целью противостоять возможным попыткам Рязани сменить политическую ориентацию [646]. Как представляется, оба положения спорны.

Относительно «купли» как способа материальной расплаты заметим, что такое приобретение вряд ли было способно обогатить московскую казну. Вплоть до начала XVII в. из – за постоянной военной угрозы с юга земельные владения боярской аристократии за Окой были огромной редкостью, это была почти сплошь зона мелкого служилого землевладения [647].

Что же касается «буферного» положения «купли», то надо помнить давнюю вовлеченность рязанских князей в московскую антилитовскую политику, и здесь крайне показателен факт бегства около 1448 г. последних пронских князей в Литву с последующим присоединением их удела к Рязани. В любом случае и в 1483 г. эти отношения были далеки от идеала. О претензиях к Рязани со стороны Литвы в связи с набегами рязанских «украинников» на пограничные владения Гедеминовичей писалось выше. Взаимные обвинения, то рязанцев в вооруженных нападениях «на мченян и на рылян и на путивль (так! очевидно, путивлян. – А. Л.) и на иных», то, наоборот, в захватах литовскими подданными рязанских «сторожей», присутствуют в дипломатической переписке великого князя московского Ивана III и короля Александра Казимировича времени «купли» [648]. Так что говорить об опасениях за лояльность Рязани как цели приобретения Москвой западной части удела, граничащей с Литвой, вроде бы оснований нет.

Для определения цели и датировки «купли» надо обратиться к одному из пунктов московско – рязанского докончания 1483 г., договоренности о совместном «ведении» р. Мечи. Если это положение договора действительно подразумевало, как писалось выше, совместную охрану рубежа «от поля» по р. Мече, то понятно, от какой опасности московский и рязанский князья собирались оборонять свои владения.

На 30-е гг. XV в., начало княжения в Москве Василия Васильевича, приходится резкая активизация нападений Орды на южнорусские «украины» [649]. В 1432–1433 московский князь подписал союзнический договор с рязанским князем Иваном Федоровичем о совместной борьбе с татарами [650]. Очевидно, во исполнение своего обязательства Василий Васильевич в 1443 г. посылал, о чем уже писалось выше, «двор свои» на защиту столицы двоюродного брата во время нападения на Переяславль – Рязанский орды царевича Мустафы.

В 1450 г. воеводы великого князя московского разбили татар на р. Битюг, левом притоке Дона, и это был первый после Куликовской битвы 1380 г. случай столь дальнего похода московских полков за Оку [651]. К месту боестолкновения, заметим, московские войска могли проследовать только по территории Великого княжества Рязанского.

Княжение наследовавшего Василию Васильевичу на московском столе его старшего сына, Ивана III принесло крупные перемены в отношения между Русью и Ордой, стало решающим этапом в борьбе за независимость для одной стороны и последней попыткой восстановить былое могущество Чингизидов для другой. Ключевым моментом этого противостояния стали события на р. Угре 1480 г. и свержение ордынского ига. После 1480 г., с распадом Орды и обособлением Крымского ханства, угроза с юга не миновала. До 1502 г. в степях продолжала кочевать Большая орда, с распадом которой союзник Великого княжества Московского, Крымское ханство вскоре превращается в наследника агрессивной внешней политики Орды [652].

Набеги Орды, а позднее Крымского ханства на русские земли имели конечной целью Москву, и Дон в них фигурирует как плацдарм для походов. Так было в 1465 [653]и 1480 гг., причем в последнем случае Ахмат решил зайти на земли Великого княжества Московского через Угру в верховьях Оки только после того, как убедился в том, что это невозможно сделать через верхнее течение Дона («приближешуся ему к Дону, и князь велики… слышав то, поиде… противу ему к Коломне» [654]). Действия Ивана III почти зеркально, кстати, повторяют диспозицию 1380 г. перед Куликовской битвой. А в начале XVI столетия Верхний Дон, перешедший, как помним в составе «купли» Великому княжеству Московскому, становится зоной постоянных военных столкновений.

В это же время, на рубеже XV–XVI вв., происходит существенное изменение в военной политике Москвы, переход от преимущественно оборонных действий к тактике регулярных выходов далеко за Оку, «в поле», «под Орду» [655]. При этом ареной столкновений становятся «Елеч» и «вся Елецкая места», московские владения договорной грамоты 1483 г.

В 1492 г. столкновение московских полков с татарами имело место «в поли промежъ Трудовъ и Быстрые Сосны» [656], в 1511 г. татар гнали «до Сернавы» [657], в 1506 г. «до речьки до Рыбницы» [658]. Реки Труда и Чернава – притоки Быстрой Сосны, вдоль течения которой располагались земли Елецкого удела, Рыбница, правый приток Верхней Оки [659], несколько западнее Ельца.

Те же земли на правобережье Дона, вдоль другого его притока, р. Тихая Сосна, впадающего в Дон южнее Быстрой Сосны, стали в 1501 г. местом столкновений отрядов союзника Ивана III, крымского хана Менгли Гирея с Большой ордой «Шихмата царя». В военных действиях на Тихой Сосне приняла участие и Москва. Как писал в Москву из Бахчисарая Менгли Гирей, он «пришолна орду на Шихмата царя, и Шихмат… стоял в крепости на усть Тихие Сосны у Дону… и князь велики бы послал на улусы (Шихмата. – А. Л.) рать свою». В ответ на просьбу московский князь отправил на Тихую Сосну собственные военные силы, а также, что характерно, рязанские полки [660].

Неясно, входили ли ранее земли по Тихой Сосне в состав самостоятельного Елецкого княжества [661], но, так или иначе, примыкали с юга к московскому с 1483 г. Ельцу. Во всяком случае, не она, а Быстрая Сосна, судя по всему, считалась границей «от поля»: первую грамоту в Москву русские дипломаты, возвращавшиеся сухим путем вдоль Дона из Крыма, отправляли после форсирования Быстрой Сосны [662]. При этом северная граница московского Ельца, р. Меча, на рубеже XV–XVI вв. считалась в Москве безопасной и использовалась в это время для сообщения между Окой и Верхним Доном. В 1499 г. «Мечею в Дон и Доном в Азов» проследовало русское посольство к крымскому хану, в то время как другая дипломатическая миссия, выбравшая путь «Полем», была по дороге ограблена [663]. Два года спустя, в 1501 г., «кафинского салтана посол Салый», по отправлении посольства следовавший на родину, получил в Москве «подводы до Мечи… а на реку… судно до Азова» [664]. Безопасной река в начале XVI в. считалась, естественно, и в Рязани: в 1501–1503 гг. рязанский князь Федор Васильевич пожаловал причт Спасо-Преображенского собора Переяславля-Рязанского с. Гавриловским на р. Мече [665].