Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

Могилы, киевопечерский архимандрит Иннокентий Гизель, в своем „Синопсисе*

исчислил всех киевских воевод, в том числе и католиков, но не упомянул в этой

первоначальной истории Малороссии ни о мнимых борцах за веру и дрисоединителях

к России нашего края, ни об их славных гетманахъ*

Козаки готовы были сражаться против кого угодно и за кого угодно, как

ремесленники боевого дела. Одни из них служили Могиле для захвата монастырских

имуществ даже у таких людей, как Исаия Копинский, а другие служили самому

Копинскому, пока он имел чем им платить, для обороны от таких напастяиков, как

могилинский Кезаревич. Но была существенная разница между отношениями к

Запорожскому Войску одного и другого митрополита. Старый митрополит готов был во

всякое время повторять козакам увещание восточного патриарха Феофана, чтоб они не

ходили войною на христианский род, Москву. Напротив новый, состоя в родстве и

дружбе с вельможными отступниками православия, мог только желать, чтоб они во

всем следовали руководителям польской интеллигенции и политики, иезуитам. Эго

подтверждается исторически известными событиями.

До вступления Могилы на митрополию, козаки были в приязненных отношениях с

московским царем. Царь „отпустил им вину их и преступленье, дерзнутое ими против

его благочестивого государствия*. Козаки, с своей стороны, ходатайствовали о

дозволении быть под государевою высокою рукою, так как им „кроме государевой

милости деться негде*.

Понимая религию и церковь не лучше мусульман, козаки, в в 1680 году, пытались

поднять малорусское простонародье на повсеместное избиение Ляхов и Поляков.

Подобно тому, как Наливайко готов был прислужиться Сигизмунду III резаньем ушей и

носов сверхштатным добычникам, Тарас Федорович хотел угодить Михаилу

Федоровичу украинским разбоем. Ничего лучшего от Козаков нельзя было ждать, как

от „людей (по отзыву Посольского Приказа) диких, необузданных, не имеющих страха

Божия*. Но политика Петра Могилы низвела козачество еще одной ступенью ниже. В

Тарасовщине было хоть такое оправдание разбоя, к какому прибегают иногда Жиды,

нападая среди базара на мужика съ

189

криком гвалт! „Ляхи наступают на христианскую веру“, твердили козаки вместе с

раздраженными монахами. Они выступали здесь в роли защитников Руси, которую

жолнеры, по их словам, при шли вырезать поголовно до московской границы,

выступали в роли мстителей за истребление целых местечек с женщинами, детьми и

попами, как об этом распускали они слухи. Но вторгнуться в православное царство, где

не было ни Ляхов, ни жолнеров, ни церковной унии, было гораздо хуже. Однакож такое

вторжение совершилось в 1633 году, как в 1618-м, и новый митрополит не стал

отвлекать Козаков от братоубийственного предприятия, тогда как Польшу охранял от

них всячески.

При таком поддерживанье православной веры, которой „Знамя", по словам

известного историка, „взяли козаки“, король Владислав IY призвал под свои знамена

15.000 воинов, недавно предлагавших „единому православному царю“ службу свою, и

пустил их впереди шляхетских дружин своих прокладывать татарские шляхи от

Смоленска к Москве.

И польские, и иноземные наблюдатели возобновленной войны с Московским

Царством приписывают её успех блистательной отваге и опустошительным подвигам

днепровской орды, как и в походе Сагайдачного. Отступление знаменитого московского

воеводы Шеина от Смоленска, его капитуляция и заключение вечного мира с уступкою

Польше нескольких удельных когда-то княжеств возвысили Речь Посполитую в глазах

соседей, запугали грозную для неё Турцию и заставили Крымских Татар искать у

короля вассальства, с обещанием завоевать ему Буджаки и всю Волощину до самого

Дуная. Таковы были косвенные результаты произведенной Петром Могилою перемены

в нашей церковной политике.

Все приходские попы, ставленники Борецкого и Копинского, под разными

предлогами, были смещены; архимандрии и игуменства раздавались тем лицам,

которых вопиявший точно в пустыне Филипович осуждает в своем дневнике, как

пособников унии. В козацкия петиции на сейм, казавшиеся грозными и самому Льву

Сопиге, никто уже не вписывал церковных домогательств, и козацкие исповедники

перестали внушать войсковой старшине, что ходить на христианский род, Москву,

великий грех. Теперь представители церковной иерархии, с Могилой во главе, стали

внушать, что церковь католическая отличается от православной только некоторыми

обрядами. Это отличие Могила всячески сглаживал в издаваемых им требниках,

приспособляя православное богослужение

и

190

.

к католическому, а чтобы действовать еще сильнее на умы в духе единения нашей

Руси с Польшею, поставил но всей Киевщине, Северщине и Полтавщине так

называемые фигуры, или распятия, на подобие католических. Так как московское

богослужение и напевом, и некоторыми формальностями отличалось от

установленного Могилою, и фигур, или распятий, до московским дорогам не видать

было вовсе, то и получалось для наблюдателя такое впечатление, как будто русская вера

—одно, а московская—другое.

Но козаки не сделались ни лучше от сближения своей старшины с „духовными

старшими*4 при Иове Борецком, ни хуже от разъединения с ними нри Петре Могиле.

Их происхождение, их социальное развитие и самое падение их Запорожского Коша

(при Екатерине II) зависели от их добычного промысла, противоположного

общественным и государственным интересам. Не расставались они с этим промыслом

никогда, как не расстается животный организм с естественным своим питанием. Так и

в Московскую войну 1633—1634 года, когда 15.000 отборных Козаков обновили дикую

славу Сагайдачного в Великороссии, громадные козацкия купы разбойничали по

старому на Черном море. Повторялась всё та же история, которой начало мы видели в

царствование Стефана Ватория. Никакие угрозы, просьбы и обещания не могли

удержать пограничных добычников от грабежа турецких владений и черноморских

купцов в то время, когда Баторию всего нужнее был мир с повелителем правоверных.

Еще Владислав IV стоял под Москвою, а своевольные козаки подняли Турок на

ИИольшу попрежнему. Султан Мурад IV выступил было уже к Адрианополю. Но

блистательный для Польши и унизительный для России Поляновский мир сделал его

сговорчивым. Турки обещали обуздать Татар, Поляки—Козаков,

В исполнение нового договора, Конецпольский построил на Днепре, выше Порогов

крепость Кодак, и снабдил ее сильным гарнизоном, под начальством львовского