Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

недоверчивость между голотою и людьми зажиточными, между войсковою чернью и

старшиною. Козакп были не способны ни к строению, ни к разрушению государства.

Строить государство могли они только под стягом Собирателей Русской Земли,

разрушать — только под бунчуком Чгшгисхановичей.

Июля ЗО козаки получили дозволение разойтись по своим домам, с тем чтобы, в

назначенное время, собраться на раду в Каневе, как тем, которые воевали под

знаменами правительства, так и тем, котортле сражались за приводом запорожской

вольницы. На этой раде козаки должны были выбрать из среды себя послов к королю, а

пока воротятся послы, сделать новую реестровку.

Не у всех Козаков были теперь дома и пристановища. Не только хутора и села,

целые города исчезли, переходя от панских ополчений к запорожским п обратно.

Козаки-зимовчаки по-неволе превратились теперь в бесхатников, козаки-дуки—в нетяг.

Оббившиеся, точно кремеп, серомахи не все пошли в броварники, давинники, будники,

ие все искали рабочего куска хлеба в панских и королевских селах. Большею частью

разбрелись они по „низовым речкам, Днепровым помощницамъ4, на рыбные и

звериные промыслы, от которых был один только шаг до промысла добыч^ного.

Многие очутились на Дону; другие бежали в московскую Белогородчину и Северщтгоу.

а некоторые—даже в Крым, па Буджаки и в Добруджу.

К панам вернулись пемногие из охотников до лежачего хлеба, выппечпков, потому

что у панов ожидала их та самая работа и та зависимость, от которых они уходили все в

крайния и крайния осады. Страна заметно опустела. Множество лаиов оставалось

незасеянными, так как окозачеииые поселяне с осени 1637 года готовились к жатве

ииого рода. Дороговизна возле Киева и на Заднеприи была неслыханная. Маца (4

четверика) жита продавалось на рынке по 40 злотых. Промыслы и торговля были

приостановлены, так что даже соль добывалась только из-за московского рубежа. Сель-

.

267

ское хозяйство пришло в такой упадок, что Николай Потоцкий, зимою 1638 года, не

находил способов прокормить людей и лошадей во время переездов для обозначения

границ козацким поселениям.

При таких обстоятельствах, оба коронные гетмана не знали, куда им деваться с

квартяным и иноземным войском; переводили его с одного места па другое, разоряя до

остатка королевские и мимоходом шляхетские имения. В ИОДОЛИИИ был такой же

голод, как и в Украине, хотя там и не стояло коронное войско; а вывести его из

украинских провинций значило бы—нарушить недавно составленный план

обеспечения Речи Ииоснолптой со стороны границ, и рисковать новым козацким

бунтом.

Счеты у Козаков с панами жолнерами никогда не могли быть кончены. Заключало

мировую с Потоцким покоренное войско; заставляло Козаков присягать отчаявшееся в

успехе товарищество. Но из окопов при Устье Старца разошлось много людей с

неутомимою жаждою мщения задела, которые оправдываются государственным

правом, но которых не признавала правыми козатчина, выработавшая себе

юрисдикцию антигосударственную и антиобщественную-— разбойную. Во время

осадного сиденья на Суле под Жовнишом, эти люди находили дикое наслаждение в

том, чтобы добывать убитых шляхтичей из могил и издеваться над их трупами. Легко

вообразить, на что они были способны и готовы при благоприятных обстоятельствах. А

паны жолнеры, с своей стороны, были не такие воины, чтобы, после всего прошлого,

не давать козакам новых поводов к волнениям.

* За предстоявшую зиму коронные гетманы были еще спокойны; но весна грозила

им новыми тревогами. С весной проснутся, точно пчелы в улье, низовые каиышшики н

лугари, готовые к морскому разбою. С весной поплывет к ним Днепром и побредет

степью все, что будет в силах вырваться за черту королевских и панских сторож.

Вернувшись из морского набега, добыв от Татар, Турок, Армян, Греков, Румунов,

Болгар разбоем, грабежом и меновым торгом оружия, пороху, свинца, низовая голота

может опять вторгнуться в Вшпневетчишу, или в панскую Северщишу. Если же этого

не будет, то она сделается на Низу готовыми кадра ми для новых утикачен из

пожизненных и вечпстых панских добр, и будет юртоватьея за Порогами

противоположное „городовому" и соблазнительное для него козачество до тех нор,

пока не войдет в силу, или не найдет себе предводителей, подобных Павлюку, Скидану,

Ензиму, Острянице, Гуне, Фнлоненку. Еслибы не

268

ОТПАДЕНИЯ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ.

безденежье, крепость па Кодаке восетановлялась бы безостановочно во все это

время. Но скарбовые люди постоянно обманывали ожидания коронных гетманов, и

заставляли их делать займы на собственный страх, лишь бы не уронить своей славы,

как охранителей безопасности республики.

А между тем над Польшей висела туча, требовавшая нового громоотвода.

Коронные гетманы получили известие, что Оетряница, после бегства с поля битвы,

ушел за московский рубеж в сопровождении многих тысяч парода, из которых одни

последовали за ним с испуга добровольно, а другие были угнаны силою. Звали также

коронные гетманы, что и после Кумейекого погрома, и после осадного сиденья на Устье

Старца, пограничные города московские, Рыльск, Севск, Путивль, и белогородские

степные поселки были переполнены украинскими козаками. Они были убеждены, что

виною козацких бунтовъ—соседство благоприятствующей козакам державы: „ибо не

украдет вор, когда негде спрятать, и не станет бунтовать мятежник, когда ему негде

укрыться от преследования*, писал Потоцкий к Конецпольскому, и настаивал, чтоб он

повторил свои просьбы царю о выдаче О страницы и других зачинщиков бунта,

бежавших в московские земли.

К сожалению, бумаги Посольского Приказа, относящиеся к этому предмету,

утрачены; но мы знаем, что никто из Козаков, наводнивших московскую Северщину и

Белогородчину, не был выдан Полякам; и, по всей вероятности, в Москве смотрели не

без удовольствия на козакопаиские усобицы, вспоминая недавния вторжения панов и

Козаков совместно в Московское Царство. Как бы то ни было, но коронные гетманы с

беспокойством поглядывали на северо-восток, откуда, по их справедливому опасению,

новые бунтовщики могли получить сильную помощь.

Таково было положение дел, когда козацкие уполномоченные (в числе которых

находился и будущий Герострат Польской Руси, Богдан Хмельницкий) явились к

королю и сенату с выражением раскаяния Запорожского Войска в бунтах и с просьбою

о помиловании. Надеясь на ходатайство Потоцкого, они изъявляли полную готовность

подчиниться ограничению козацких вольностей, какое угодно будет сделать его