Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

помнить, только номинального.

С тем же упорством стояло законодательное собрание и против войны, которой

жаждал король, мечтая возвратить отчину предков своих, Шведское Королевство, н

достояние козакоииаиского оружия, престол наших Рюриковичей, занимаемый уже 2В

года Романовыми,—возвратить с тем, чтобы соединенные силы трех монархий

обратить против Турок, а в конце концов обессмертить себя завоеванием Гроба

Господня.

Добиваясь высшего и высшего положепия в государстве, Оссолинскин поддерживал

рыцарскую мечтательность короля, и в то же самое время комбинировал всевозможные

события в пользу всемирного владычества римского папы. В 1638 году оп был

наимеиоваииь коронным нодкаицдером, а в 1645-м.ъ—коронным великим канцлером.

Восходя со ступени на ступень, оп, подобно многим счастливцам того времени, веровал

в свою звезду, ворочал всем законодательным собранием, смотрел на него сверху вниз,

и дошел до того, что нроизносил перед соединенными Посольскою и Сенаторскою

Избами такия слова, которые, но выражению его биографа, были „дерзким

пренебрежением всего законодательного собрания*. Но этим-то и брал он у короля,

который постоянно боролся за монархические права свои с сеймовыми

представителями панской республики. В 1639 году, из-за его открытой наглости против

маршала Посольской Избы, государственный сейм был что называется сорван. Но

собственным словам Оссолпнского, он „карабкался выше и выше по скалам, и

преодолел самую фортуну*. Немудрено, что такой .фаталист политической интриги

был вдохновением рыцаря-короля, и держал его до конца под своим пагубным

влиянием.

Едва ли не самым лукавым, иначе—самым глубоким, дипломатическим замыслом

Оссолишекого было создание в Польше малорусского патриархата, напрасно

приписываемое Владиславу. Но пословице ex ungue leonem *), оно похоже больше на

изворотливаго

*) По когтям узнают льва.

*

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ НОЛЪПШ.

выскочку-магната, нежели на простодушного война-короля. Еслиб удалось

Оссолпгискому облечь Петра Могилу патриаршим саном, то этим самым была бы

расторгнута историческая связь польской Руси с Востоком, следовательно и с Русыо

московскою, уния с западною церковью совершилась бы сама собою, и тогда бы

оправдалось таинственное обещание короля, что оп устроит новую унию, более

прочную п могущественную, нежели Брестская, которую нарушил он ради того же

Петра Могилы. Один папа, но не киевский митрополит, как у нас думают, был

препятствием к созданию малорусского патриархата, который разлучил бы навсегда две

русские народности, и сделал бы в истории римской церкви имена Оссолинского и

Петра Могилы одинаково великими. Для сохранения церковной традиции во всей

ненарушимости, святой отец неумышленно погубил Польшу и, на вечное горе своих

поклонников, спас от исчезновения в польском элементе Малороссию.

Кстати замечу здесь, что в Риме вовсе не понимали, как стоит у нас униатское дело.

Находя немыслимым утвердить малорусский патриархат, папа находил возможным для

Петра Могилы и его приятеля, Адама Киселя, среди тогдашнего смятения малорусских

умов, объявить себя католиками. Б 1643 году он звал своими письмами того и другого

на лоно римской церкви.

Да, король был воин, а не политик. Вопреки приемам Оссолинского, который, с

именем Господа Бога на устах в добрых и злых поступках, всегда действовал так, что и

козы были сыты, и сено цело, он прослыл в Риме „ главным опекуном еретиков и

схизматиковъ"; он поссорился из-за унии с папой Урбаном VIII, и вооружил его против

себя так, что святый отец велел иезуитам сделать королевского брата, Яна Казимира,

членом своего ордена, и собственноручно уведомил о том короля. Владислав был задет

этим за живое, и не мог удержаться от слез. Надоело ему наконец возиться с

церковными делами. Он предоставил поповское попам, и погрузился в комбинацию

борьбы с мусульманами во славу своего, можно сказать козацкого, имени.

С осени 1644 года на папском престоле, вместо Урбана VIII, сидел Иннокентий X,

отличавшийся дружелюбием к польскому воинственному королю. Под его ласковым

влиянием, у Владислава ожила с новою силою мысль об изгнании неприятелей Св.

Креста из Европы. Осуществлением этой мысли король, очевидно, наделся дать пной

оборот церковным делам в Польше. Притом же он имел в виду ниспровергнуть

империю Оттоманов чрез посредство

24

.

христианских подданных султана: мечта, сделавшаяся популярною и в козацкой

республике со времени пребывания в ней Александра Оттомануса, назвавшего себя

крещеным султаничем. Поэтому не следовало ему огорчать константинопольского

патриарха и его Греков малорусским патриархатом, который нашу церковную

иерархию привел бы прямой дорогой к „единости" с церковью римскою. Да и папу

надобно было по возможности ласкать уважением церковных традиций, рассчитывая

на его денежную помощь...

Григорий XV помогал Сигизмунду III деньгами во все время войны с Османом II и

платил ему 10.000 скуди*) ежемесячно до конца жизни, для содержания военной силы

против Турок, пе считая щедрого пожертвования, сделапного кардиналом Бамберини.

Такой же помощи ожидал и Владислав IV от папы Иннокентия X. На письмо свое о

пособии получил он ответ благоприятный. Папа обещал помогать Полякам, очевидно, в

виде подкупа пх относительно унии, которая была, как сознается польская

историография,— „зеницей ока католической церкви". Посылая в ГИольпту нунция

Торреса, архиепископа адрианопольского in partibus infidelium, то-есть титулярного или

будущего, папа велел ему действовать по предмету соединения церквей тайно даже от

короля и примаса **), открываясь во всем только трем лицам, Оссолинскому, Селяве и

Терлецкому, которые должны были наставлять его, как поступать с примасом, чтоб он

помог у короля и стоял за Брестскую унию на сейме.

Этот наказ обнаруживает сам по себе, какого двуличного человека сделал своим

наперсником Владислав IV в особе канцлера, и чего надобно было ждать от

королевского любимца в решительные моменты внутренней и внешней политики.

Оссолинский придумал способ для открытия военных действий против Турции без

согласия польской палаты депутатов, называвшейся Посольскою Избою и польской

палаты перов, называвшейся Избою Сенаторскою. Король был от него в восхищении.

По плану канцлера, известное уже нам постановление сената об отказе Татарам в

подарках должно было оставаться во всей силе до полного собрания на сейме обеих

законодательных палат. Раздосадованные отказом Татары не замедлят вторгнуться в