Кристин Бар - Политическая история брюк

Так что на суд читателя выносится в некотором роде экспериментальная история, в которой костюм будет рассмотрен как язык, имеющий политическую нагрузку.

Брюки родились в эпоху революционного политического перелома. Ведь стремление одновременно к свободе и равенству начинает проявляться в одежде начиная с 1789 года, когда были собраны Генеральные штаты, где царили строгие нормы этикета, определяемые королем, на которые журналист Жан-Батист де Салявиль отреагировал так:

Давать свой костюм депутатам, представляющим разные сословия, — не значит ли это лишь усиливать то злосчастное различие между сословиями, которое можно рассматривать как первородный грех нашей нации и от которого мы должны обязательно очиститься, если хотим обновлений? {39} 39 Письмо, включенное в: Mirabeau. Lettre à ses commettants (136) 10 мая 1789 года, цит. по: Devocelle J.-M. Les Vêtements de la rue: vers une étude du vêtement populaire à Paris pendant la Révolution française // DEA, sous la direction de M. Vovelle. Université Paris I, 1990. P. 81.

Его призыв был услышан 15 октября 1789 года, когда специальным декретом были отменены все требования к различным костюмам, местам и рядам в Национальной ассамблее.

После отмены сословных привилегий 4 августа 1789 года множество вестиментарных знаков различия, подчеркивающих звание, статус и состояние (ливреи, костюмы священников и магистратов и т. д.), уступят место мечте об униформизации общества. Нужно было сделать видимым конец Старого порядка и приход нового общественного порядка, основанного на республиканских ценностях. Так стали появляться нововведения снизу — народное движение санкюлотов — или сверху — проекты костюмов, создаваемые художниками с 1792 года и до конца Директории [7] Форма правления, существовавшая во Франции с 26 октября 1795 по 9 ноября 1799 года. (Прим. пер.) . И свободе часто противоречит принуждение, которое позволяет насадить новую власть, создать новые знаки различия, бороться с врагом… или, как мы увидим, добиваться равенства, но скорее между братьями, чем между полами. «Люди Революции действительно подрывают то право на личный суверенитет (считая свободу более желательной, чем добродетель), то право на общественное счастье (считая добродетель более желательной, чем свободу)», — поясняет Мона Озуф {40} 40 Ozouf M. Liberté // F. Furet et M. Ozouf (dir.). Dictionnaire critique de la Révolution française. Idées. Paris: Flammarion, «Champs», 1988. P. 254. . Поскольку мы ищем акт политического рождения брюк, то нам важен именно момент появления санкюлотов. С этими радикальными деятелями якобинизма, вышедшими из парижских низов, на первое место выдвигается «страсть к равенству», именно «она прежде всего поддерживает их революционное пламя и настраивает их против аристократа, а затем — против буржуа» {41} 41 Souboul A. Les Sans-Culottes parisiens en l’an IL Mouvement populaire et gouvernement révolutionnaire (1793–1794). Thèse, 1958. Paris: Seuil, 1968, «Points Essais», 1979. P. 232. .

Даже модная пресса, очевидно, живущая желанием социальных различий, которое противоположно устремлениям революционно ориентированных максималистов, отмечает новые умонастроения: «Следовало ожидать, что наша новая форма правительства породит особую моду, и действительно: одну такую мы уже наблюдаем — так называемую моду на равенство, она состоит в самой большой простоте» (Journal de la mode et de goût, 20 ноября 1792 года) {42} 42 Цит. no: Roche D. Apparences révolutionnaires ou révolution des apparences? // Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. P. 198. .

Одежда свободы — именно этим понятием подводит Николь Пельгрен черту под этой революционной эпохой. Конечно, в XVIII веке шла борьба прежде всего не за вестиментарные свободы. Они не являются частью неотъемлемых прав человека, с которыми ассоциируется демократия. Но именно свобода оправдывает конец Старого порядка и революционный проект передачи суверенитета народу. Свободы, которыми теперь могут пользоваться люди, состоят в новых правах, перечисленных в Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Естественное право полной свободы одеваться не указано там эксплицитно, но разве оно не подразумевается имплицитно?

Две указанные выше ценности, свобода и равенство, вступили в игру в хронологическом порядке: сначала революция свободы, затем, после уничтожения монархии (суда над королем и его смерти), революция равенства. Эта периодизация находит подтверждение в истории костюма, вплоть до того момента, когда нувориши получают свободу с помощью одежды демонстрировать свое богатство и вписать красивую главу в историю моды.

Революционное десятилетие беспрецедентным образом политизировало поведение индивида и стало испытывать сильную нужду в вестиментарном и символическом языке {43} 43 Wrigley R. The Politics of Appearances. Representaions of Dress in Revolutionary France. Oxford; New York: Berg, 2002. . Об этом хорошо свидетельствует история трехцветной кокарды: ее начали носить спонтанно 16 июля 1789 года, затем был создан стандарт, регулирующий ее размер и материал, из которого ее следовало делать (простая шерсть или буржуазный шелк), после чего специальный закон от 5 июля 1792 года сделал обязательным ее ношение для мужчин. В итоге он вызвал настоящие баталии на тему права женщин носить кокарду и был отменен 3 апреля 1793 года. Бурные годы породили не только красный фригийский колпак — мощный символ Республики, но и брюки.

Признаки политизации внешнего вида есть и до 1789 года. Начиная с Людовика XIV и до Людовика XVI французский королевский двор отличается роскошью церемониальных одежд, украшенных жемчужинами, драгоценными камнями и золотой вышивкой. Жизнь напоказ характерна для придворных, что подчеркивается в ситуации абсолютной монархии, навязывающей свою роскошь. Законы, ограничивающие богатство, больше не актуальны. Эти законы, позволявшие регламентировать одежду для представителей различных слоев общества, принимались в основном в эпоху Возрождения, политически нестабильный период с религиозными войнами и ростом влияния буржуазии, получившей доступ к роскоши, на которую уже не распространялась монополия аристократии. Они визуализировали социальный порядок и ограничивали потребление продуктов роскоши и импорта. Их целью было укрепить порядок за счет борьбы с узурпацией статуса и помочь королю насаждать свою власть, используя образ собственного величия. Между правлениями Франциска I и Генриха IV, с 1543 по 1606 год, власть приняла 11 законов, ограничивающих роскошь {44} 44 Bastien P. Au trésors dissipez l’on cognoist le malfaict: hiérarchie sociale et transgression des ordonnances somptuaires en France 1543–1606 // Renaissance et Réforme. 1999. XXIII, 4 и Fo-gel M. Modèle d’Etat et modèle social de dépense les lois somptuaires en France de 1485 à 1660 // J.-P. Genet et M. Le Mené (dir.). Genèse de l’Etat moderne. Prélèvement et redistribution. Paris: CNRS, 1987. P. 27–235. . Так, один из них запрещал носить бархат рабочим и простолюдинам. Но этому закону мало кто следовал: буржуа предпочитали платить штраф и не отказываться от приятной одежды. По мнению Монтеня, «несостоятельность этих законов была вызвана тем, что они лишь усиливают парадокс роскоши», символа власти {45} 45 Dionne V. La résonance des lois somptuaires dans les Essais de Montaigne: réflexions sur les paradoxes de luxe. Université Concordia, 2003. gres.concordia.ca/publications2/artides_pdf/dionne.pdf. P. 60 [Монтень написал эссе под названием «О законах против роскоши»]. . Где провести границу между пороком и добродетелью? Стремление к роскоши из тщеславия и амбиций есть порок и нарушение общественного порядка {46} 46 Fogel M. Les entrées royales au prisme de l’échange. www,revue-analyses.org/document.php?id=982 . . Или добродетель, если оно, это стремление, соответствует доходу и рангу. Спустя два века благодаря Вольтеру эти законы против роскоши будут расцениваться как покушение на свободу индивида {47} 47 Hunt L. Freedom of Dress in Revolutionary France // S. Melzer and K. Norberg (dir.). From the Royal to the Republican Body. Incorporating the Political in Seventeenth- and Eighteenth-Century France. University of California Press, 1998. P. 228. . В течение второй половины XVIII века в философском и политическом дискурсе возникает понятие вестиментарной свободы. Это происходит в момент, когда производство и продажа одежды, связанной с расцветом моды и прессы, пишущей о моде, становятся важным экономическим фактором {48} 48 Cm.: Roche D. La Culture des apparences. Une histoire du vêtement XVIIe — XVIIIe siecle. Paris: Fayard, 1989; Seuil, «Points Histoire», 1991 и Jones J.M. Sexing la Mode. Gender, Fashion and Commercial Culture in Old Regime France. Oxford; New York: Berg, 2004. . Здесь либерализм по-настоящему приобретает свою многозначность.