Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.

Настойчивость великих князей была не случайна. Андрей Владимирович называет лишь одну из причин беспокойства за судьбу Дмитрия Павловича. Но была и другая причина. Великие князья только что потеряли своих союзников в правительстве в лице А.Ф. Трепова и А.А. Макарова и стали искать поддержки у М.В. Родзянко. Однако в своем выборе они явно ошиблись.

Отказавшись приехать 23 декабря в 12 часов ночи, М.В. Родзянко все же посетил великую княгиню Марию Павловну на следующий день. Это подтверждает в своем дневнике близкий к председателю Государственной думы Я.В. Глинка [557]. При разговоре присутствовали Кирилл и Андрей Владимировичи. «Родзянко стоял на своей точке зрения, что непосредственно он нам в этом деле помочь не может, не имея власти, но морально он, безусловно, на нашей стороне» [558]. В разговоре были так же затронуты министерские перестановки, в частности, назначения А.Д.Протопопова и Н.А. Добровольского. По мнению М.В. Родзянко, на эти назначения «в Думе будут реагировать очень серьезно» [559]. Видимо, великих князей в этот момент интересовала не только судьба Дмитрия Павловича, но и потеря их политического влияния через «своих» людей – прежде всего председателя правительства А.Ф. Трепова.

Обещая великим князьям лишь свою моральную поддержку, М.В. Родзянко, в свою очередь, решил не упустить удобного случая и попросил их «оказать ему содействие в скорейшем приеме у императора», так как «12 января будет созвана Дума. Он предвидит, что заседание будет бурное, и во что выльется, он предусмотреть не может, но, во всяком случае, ему необходимо сперва видеть Ники, который до сих пор его еще не принял» [560] – так выглядела встреча, согласно дневнику Андрея Владимировича.

В своих воспоминаниях председатель Государственной думы дает несколько иную трактовку этого визита. Он называет его «странным свиданием», на котором вопрос о ссылке Дмитрия Павловича даже не упоминался. Великая княгиня стала говорить о внутреннем положении, о бездарности правительства, об А.Д. Протопопове и об императрице, намекнув даже на необходимость ее физического «устранения». Однако М.В. Родзянко не собирался устраивать подобный заговор [561].

Между тем мысли о новом заговоре бродили в умах многих великих князей. В ту же ночь, когда великая княгиня Мария Павловна звонила М.В. Родзянко, великий князь Николай Михайлович сделал в своих записках следующие пометки:

«23 декабря. Половина третьего утра. Только что проводил Дмитрия Павловича, Феликс уехал раньше в Ракитное. Мое почтение, кошмар этих шести дней кончился! А то и сам на старости лет попал бы в убийцы, имея всегда глубочайшее отвращение к убиению ближнего и ко всякой смертной казни.

Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно, они нервопаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили, – хотя очистили воздух, но – полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной и с Протопоповым. Вот видите, снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было. Голова идет кругом, а графиня Н.А. Бобринская, Миша Шаховской меня пугают, возбуждают, умоляют действовать, но как, с кем – ведь одному немыслимо. С Протопоповым еще возможно поладить, но каким образом обезвредить Александру Федоровну? Задача – почти невыполнимая. Между тем время идет, а с их отъездом и Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю. Но ей-ей, я не из породы эстетов и еще менее убийц, надо выбраться на чистый воздух. Скорее бы на охоту в леса, а здесь, живя в этом возбуждении, я натворю и наговорю глупости» [562].

«Глупости» Николай Михайлович вскоре «натворил и наговорил», но об этом речь пойдет ниже. Отметим желание великого князя поехать на охоту и тот факт, что главные идеи ночной записи Николая Михайловича во многом повторяют содержание разговора великой княгини Марии Павловны с М.В. Родзянко в передаче председателя Государственной думы. Этому не приходится удивляться: 23 декабря, видимо, еще до звонка великой княгини Марии Павловны М.В. Родзянко, Николай Михайлович встречался с председателем Государственной думы и имел с ним «большую беседу» [563].

Наконец, интересно сравнить беседу Марии Павловны с М.В. Родзянко, а также вышеприведенный отрывок из записок Николая Михайловича с письмом его брата, великого князя Александра Михайловича, которое тот начал писать на следующий день в поезде, по дороге в Киев. Согласно его воспоминаниям, он ехал со своей дочерью Ириной и зятем – Ф.Ф. Юсуповым, участником антираспутинского заговора [564]. Это означает, что он собрался в течение нескольких часов и уехал из Петрограда в ночь на 24 декабря. Письмо продолжило череду великокняжеских политических посланий к императору, но, в отличие от них, было написано в несколько приемов, в течение месяца, с 25 декабря 1916 г. по 25 января 1917 г., и было отослано только 4 февраля. Ниже мы рассмотрим лишь часть письма, написанную собственно 25 декабря, то есть сразу после декабрьских событий в Петрограде.

В этой части Александр Михайлович как бы продолжает свою беседу с Николаем II, которая произошла за два дня до этого: «Я считаю, что после всего мною сказанного я обязан говорить дальше» [565]. Интересно, что главной темой для продолжения разговора является вовсе не судьба Ф.Ф. Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича, а вопрос о составе Совета министров.

Александр Михайлович не предлагает никаких действенных мер, не называет каких-либо фамилий, не выдвигает ведущих идей программы. Главным принципом будущего правительства, с его точки зрения, является доверие между царем и председателем Совета министров, а также между народом и министрами. Единство всего Совета министров в политических вопросах он также считал одним из решающих факторов. Таким образом, выход из создавшегося положения, по мнению Александра Михайловича, – перестановки в Совете министров. Что касается программы действий, то единственное требование к ней – чтобы «раз установленная программа ни в коем случае не менялась». Но, несмотря на приблизительность мер, о которых пишет великий князь, его письмо явилось первым посланием, содержащим примерный план политических преобразований.

Содержание письма, вероятно, было вызвано не столько убийством Г.Е. Распутина, сколько последовавшими вслед за этим министерскими перестановками. Общение Александра Михайловича с вновь назначенными министрами и с самим Николаем II побудили его написать о необходимости единства действий министров. Все это самым тесным образом перекликается с содержанием разговора великой княгини Марии Павловны и М.В. Родзянко. Внутреннее положение, бездарность правительства, А.Д. Протопопов, никак не согласовавший своих действий с другими министрами, так или иначе отражено в письме. Естественно, что об «устранении» императрицы не могло быть и речи, особенно после неудачи Николая Михайловича.