Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина

Тот взял бериевское предписание и начертал в нем: «Строгий выговор. Вячеслав Молотов».

Больше чекиста никуда не вызывали.

Но история та имела продолжение. Через несколько дней дежурит бедолага-чекист на той же даче, и вдруг – ему навстречу идет сам Сталин! Проходя мимо, сказал, как бы между прочим: «Пей, да дело разумей!» Потом развернулся и, уже глядя в лицо охранника, добавил с отеческой укоризной: «Какой же дурак запивает коньяк пивом!»

Но и правда про Сталина – тоже хороша. После смерти Сталина на Ближней даче составили опись его имущества. Начали в 22 часа 30 минут 5 марта 1953 г., закончили – в 0 часов 45 минут 6 марта, то есть всего дел-то и было, что на два часа.

Описывать, собственно, было не так-то много: сберкнижка на 900 рублей (я о ней уже говорил), блокнот для записей из кожи серого цвета, записная книжка красного цвета, личные записи на листках (67 листов), общая тетрадь с записями в обложке красного цвета, 5 курительных трубок, табак, коробки со специальными приспособлениями, 2 кителя белого цвета (на обоих прикреплена звезда Героя Социалистического Труда), 2 кителя серых, 2 – темнозеленого цвета, 10 пар брюк, ванно-душевые принадлежности.

Еще в его комнате нашли на полу карманные часы l-ro часового завода, номер газеты «Правда», а на столе – бутылку минеральной воды и стакан…

Все диктаторы похожи. Но Сталин и Гитлер, с их страстным желанием распространить свои идеи в мировом масштабе, просто близнецы-братья, как Ленин и партия. Обоих просто сжирали идеи мирового господства.

Но в чем их существенное, прямо-таки космическое различие (предупреждаю: я ухожу от политики!), так это в отношении к застолью.

Сталинское застолье, если абстрагироваться от его макиавеллиевского коварства, когда он напаивал соратников, чтобы развязать им языки, – это все-таки какой-никакой, а праздник. Изысканная еда, большое количество алкоголя, причем в равных пропорциях могли быть выставлены на столе и водка, и тонкие, изысканные вина, и коньяки.

У Гитлера же застолье – трудная партийная работа.

«Находясь в Берлине, Гитлер всегда приглашал к обеду гостей, – рассказывает Раушнинг. – Это считалось большой честью. За обедом обычно присутствовали десять-двенадцать человек. Стол был простой: фюрер и здесь выставлял себя образцом простоты и единства с народом. Он снова и снова повторял, что не хочет отказываться от своих прежних привычек – ни в поведении, ни в образе жизни…

На обед подавали суп, мясное блюдо, овощи и сладкое. Сам Гитлер не ел мяса, зато поглощал сладости в невероятных количествах, и его личный повар, старик П., готовил для него особые овощные ассорти. Но своих гостей Гитлер не принуждал к вегетарианству.

На обедах разносился даже алкоголь (в виде пива). Можно было выбирать между пивом и лимонадом, и было очень забавно смотреть, как новички, особенно преданные партийцы, глядя на Гитлера, выбирали лимонад, чтобы произвести на него благоприятное впечатление…»

Впечатление производить было, в общем-то, ни к чему. Цену своим людям Гитлер знал хорошо, его «старая гвардия», как пишет Раушнинг, состояла из мещан и стопроцентных бандитов.

«Каждый хотел обеспечить свое положение, и каждый ссылался на фюрера».

У фюрера на этот счет была своя философия: «Я не подглядываю за своими людьми. Делайте, что хотите, но не попадайтесь».

Они и старались – «не попадаться». На обеде у Гитлера доктор Лей, руководитель «Рабочего фронта» неспешно хлебал кофе, ведя мирные беседы с фюрером о том, как прекратить безработицу, а в жизни этот законченный алкоголик придерживался им же сформулированной идеи – «радуйтесь жизни, пока фитилек не погас…»

«Радоваться жизни» у соратников Гитлера означало одно – как можно скорее набить карманы. «Обогащение происходило с такой бесстыдной поспешностью, что просто дух захватывало, – констатирует Раушнинг. – Одна, две, три, четыре виллы, резиденции, дворцы, жемчужные ожерелья, антиквариат, персидские ковры, картины, десятки автомобилей, шампанское, поместья, подворья, фабрики. Откуда у них брались деньги? Ведь еще недавно эти люди были бедны как церковные крысы и сидели по уши в долгах.

(Как тот же Геббельс, которого «часто можно было повстречать здесь: он держался поближе к Гитлеру, помня старую немецкую поговорку: «Отсутствующий всегда неправ»…»)

Они получали должности – по три, по шесть, по двенадцать должностей одновременно. На них сыпались всевозможные чины, они вступали в акционерные общества, получали дивиденды, ссуды, пожертвования. Весь мир старался помочь им. Каждому банку, каждому предприятию нужен был «свой» партайгеноссе – как гарантия безопасности…»

Фюрер отказался от своего жалованья рейхсканцлера, подавая товарищам по партии положительный пример.

Раушнинг считает, что это была показуха, и жалованье Гитлеру было ни к чему вот по какой причине: «За одну ночь он стал богатейшим в мире книгоиздателем, миллионером, самым читаемым автором – читаемым, конечно же, по принуждению. Он мог позволить себе порицать Геринга и его экстравагантные запросы (Геринг выложил ванную в одной из своих многочисленных… квартир золотыми плитками). Порицать демонстративно, чтобы успокоить определенные круги… «Мы должны сдержать свое обещание: никаких окладов свыше тысячи марок в месяц…»

Доходы многих его соратников в 10, в 20 раз превышали «требуемую» сумму. Кто-то из нацистов «за счет государства меблировал свою квартиру на 90 тысяч марок… Все партийные руководители, и не только они, переводят деньги за границу, чтобы застраховаться от возможных неприятностей… И большие, и малые партийные чины без стеснения говорили о двух вещах: о том, как им удалось набить карманы, нажраться и уйти безнаказанными, – и о том, как они планируют обеспечить свое будущее. Они готовы были стать соучастниками любого преступления, идти на любой риск – лишь бы только удержаться наверху и не свалиться вниз, к безымянным, в массы, лишенные власти…»

На одном из обедов Гитлер так комментирует эти факты:

«В конце концов, они боролись и за то, чтобы просто выбраться из грязи. Мой товарищеский долг – позаботиться о том, чтобы у каждого из них был свой кусок хлеба.

Мои старые бойцы это заслужили. Мы делаем Германию великой и имеем полное право подумать о себе. Нам не нужно придерживаться мещанских представлений о чести и репутации…

Они хотят, чтобы мы вытащили их телегу из грязи, а потом отправились по домам с пустыми руками! Вот тогда они были бы довольны. Какой же я глава правительства, если мои люди еще не заняли всех постов?

Да эти господа должны радоваться, что здесь не Россия и что их пока не расстреливают…»

Кстати, за «это» Сталин своих не расстреливал. Он считал, что победители имеют право «немного пограбить» захваченные территории и «поразвлечься» с местными женщинами. Автор книги «Двор красного монарха» Симон Себаг Монтефиоре описал трофеи маршала Жукова, которыми было забито его жилище: горы золота, 323 меховых изделия, в том числе множество дорогостоящих шуб, 400 метров бархатных и шелковых тканей, сотни старинных картин, двадцать уникальных ружей «Холланд энд Холланд». Чекист Абакумов докладывал Сталину: дома Жукова похожи на пещеры Аладдина, забитые сокровищами.