Соломон Лурье - Письмо греческого мальчика

Не удивило меня и то, что на адресе написано: «Передай», а не «передайте». В то время все говорили друг другу «ты».

Знал я также и то, что на «ат» у греков оканчивались ласкательные формы имён, поэтому «Феонат» — это то же, что по-русски «маленький Феон», или почти то же, что «Феденька». Стало быть, я уже знал, что папирус — письмо мальчика к отцу.

Отец, очевидно, находился в Оксиринхе, так как письмо найдено здесь. Значит, сын жил где-то в другом месте.

Сделав это открытие, я вернулся к письму.

ΚΑΛΩϹ ΕΠΟΗϹΕϹ

Калос эпойесес

Хорошо ты сделал:

ΟϒΚ ΑΠΕΝΗΧΕϹ ϺΕ ϺΕΤ ΕϹΟϒ EIC ΠΟΛΙΝ

ук апенехес ме мет эсу эйс полин не взял меня с собой в город!

Город — это, конечно, Оксиринх. Если бы мальчик жил в каком-нибудь другом городке, он не назвал бы Оксиринх просто «городом», а сказал бы «в Оксиринх». Кто же мог бы сказать вместо «Оксиринх» просто «город»? Только житель деревни, от которой недалеко до Оксиринха. Значит, мальчик жил где-то поблизости Оксиринха.

Дальше:

Η Οϒ ӨΕΛΙϹ ΑΠΕΝΕΚΚΕΙΝ (ϺΕ)

э у телис апенеккейн (ме)

Если не хочешь повести (меня)

ϺΕΤ ΕϹΟϒ ΕΙϹ ΑΛΕΞΑΝΔΡΙΑΝ

мет эсу эйс Александриан с собою в Александрию,

Οϒ ϺΗ ΓΡΑΨΩ ϹΕ ΕΠΙϹΤΟΛΗΝ

у мэ грапсо се эпистолен не напишу тебе письма

ΟϒΤΕ ΛΑΛΩ СЕ

уте лало се и говорить не буду с тобой

ΟϒΤΕ ϒΙΓΕΝΩ СЕ ΕΙΤΑ

уте юйгено се эйта и не скажу «будь здоров» тебе больше.

Из письма видно, что мальчик обижен: он надеялся, что отец возьмёт его с собой, а отец этого не сделал.

Наверное, отец часто брал мальчика с собой в Оксиринх, а на этот раз он не взял его с собой; не взял потому, что хотел ехать не только в Оксиринх, а гораздо дальше — через Оксиринх в Александрию. Мальчик очень обижен. Он угрожает отцу, что не будет с ним больше разговаривать. Маленький Феон верил, что эта страшная угроза испугает отца и тот пришлёт за ним. Ясно, что, когда Феон писал письмо, отец был ещё в Оксиринхе и не уехал ещё оттуда в Александрию.

Читаем письмо дальше:

ΑΝ ΔΕ ΕΛθΗϹ ΕΙϹ ΑΛΕΞΑΝΔΡΙΑΝ

ан де элтес эйс Александриан

Если же придёшь из Александрии,

Οϒ ΜΗ ΛΑΒΩ ΧΕΙΡΑΝ ΠΑΡ ΕϹΟϒ

у мэ лабо хейран пар эсу не возьму я руки у тебя,

ΟϒΤΕ ΠΑΛΙ ΧΑΙΡΩ СЕ ΛϒΠΟΝ

уте пали хайро се люпон ни, опять же, скажу: «Здравствуй», тебе больше.

Это сказано неясно, по-детски; но мальчик, конечно, хочет этим сказать: «Если же ты приедешь из Александрии, то я не подам тебе больше никогда руки и больше не скажу тебе: «здравствуй», — он грозит отцу, что поссорится с ним на всю жизнь.

Чтобы показать отцу, что он не шутит, он прибавляет к этому ещё:

ΑϺ ϺΗ θΕΛΗϹ ΑΠΕΝΕΚΑΙ ϺΕ

ам мэ телес апенекай ме

Если не хочешь взять меня,

ΤΑϒΤΑ ΓΕΝΑΙΤΕ

таута гейнайте!

так оно и будет!

ΚΑΙ Η ϺΗΤΗΡ ϺΟϒ ΕΙΠΕ ΑΡΧΕΛΑΩ

кай э мэтер му эйпе Архелао

И мама моя сказала Архелаю,

ΟΤΙ ΑΝΑϹΤΑΤΟΙ ϺΕ ΑΡΡΟΝ ΑϒΤΟΝ

оти: анастатой ме! аррон аутон!

что: «Он сводит с ума меня! Убери его!»

Ловкий мальчишка знает, чем пронять отца. Он намекает, что он стал таким шалуном в деревне, что мать не может с ним справиться. У неё, хвастает Феон, и так уже не хватает терпения, и она вечно жалуется на него Архелаю.

Кто этот Архелай, мы не знаем, и это, наверное, навсегда останется для нас тайной: в папирусе о нём больше ничего не говорится. Может быть, учитель, сосед или знакомый.

Маленький Феон — хитрый мальчишка: он думает, отец захочет избавить мать от неприятностей и захватит мальчика с собой в Александрию.

Александрия была в то время столицей Египта. В ней было больше полумиллиона жителей. Этот огромный город лежал при впадении Нила в Средиземное море. Каждому деревенскому жителю не раз приходилось бывать в Александрии. Здесь находились все государственные учреждения, сюда же свозили хлебный налог со всего Египта. Тысячи тонн зерна ссыпали в высокие каменные башни базиликона — зернохранилища.

Во дворах между мешками с зерном толпились, толкая друг друга, чиновники с перьями и дощечками в руках, торговцы, голые полицейские, вооружённые дубинками, погонщики ослов и целая армия чёрных нубийских рабов.

Но, кроме базиликона, в Александрии было на что посмотреть: римские и сирийские корабли, прибывавшие с товарами в гавань, богатые дворцы и храмы, статуи и картины знаменитых мастеров.

Как красивы были александрийские статуи, видно из дошедших до нас копий.

В центре города, в одном из императорских дворцов, помещалась огромная библиотека-музей. В этой библиотеке были собраны все греческие книги почти за тысячу лет! Конечно, это не были печатные книги, это были написанные от руки свитки, свёрнутые в трубку папирусы. При библиотеке жили учёные. Они имели общую кассу, ели вместе и только и делали, что с утра до вечера читали книги, занимались учёными разговорами и писали новые книги.

Но больше всего, наверное, наслушался маленький Феон об александрийских улицах — ведь они поражали приезжих простаков с юга Египта. В небольших греческих городах улицы обыкновенно были узенькие, грязные, извилистые. Часто по ним вовсе нельзя было проехать в коляске. Уборных у греков не было — улицы часто служили в то же время уборными. Можно представить себе, как на них было грязно. А в Александрии можно было свободно проехать по улицам на колеснице, запряжённой четвёркой лошадей. Две главные улицы имели больше двадцати шагов в ширину; нас это не удивит, но для древних это казалось чем-то необыкновенным. Александрийские улицы были совершенно прямые, шли параллельно друг другу и пересекались под прямыми углами. Всё это казалось деревенским жителям настоящим чудом!

Город Александрия существует и теперь, хотя он теперь не такой большой, как был в древности. Уцелели и некоторые из тех чудес Александрии, про которые, наверное, рассказывали маленькому Феону и которые ему так хотелось увидеть: колонна Помпея, похожая на стебель гигантского водяного растения, огромная римская башня и удивительная «игла Клеопатры» — узкий, заострённый кверху обелиск, покрытый сверху донизу иероглифами. Но самая замечательная постройка в Александрии — маяк Фарос, стоявший на острове,— разрушена уже лет семьсот назад. Этот маяк был так прочно сработан, что простоял около полутора тысяч лет. Сделан он был из огромных белых камней, скреплённых свинцом, и стоял на трёх подставках, имевших форму раков. Маяк был в сто раз выше человеческого роста. С него открывался вид на сто километров. Вверху на маяке горел огонь. Казалось, что этот огонь на небе: вблизи он казался луной, а издали звездой. Не удивительно, что мальчику так хотелось в Александрию.