Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности

Когда в области правого берега Днепра, а затем и левого были исследованы охарактеризованные выше славянские поселения VI–VIII вв., ошибочность мнения о черняховско-древнерусских генетических связях стала совершенно очевидной. Между культурой населения Среднего Поднепровья VI–VIII вв. и культурой Киевской Руси наблюдается непосредственная связь, иллюстрируемая многими элементами материальной культуры: тип жилища, категории украшений и др. И напротив, если сравнить черняховскую культуру с культурой VI–VIII вв., то ни один элемент не будет у них общим или хотя бы в какой-то мере близким.

Поселения черняховского времени были обычно весьма значительными: состояли из многих десятков, а нередко и сотен жилищ, располагались на открытых местах, по краю надпойменных террас или по берегам ручьев в глубине водоразделов, приблизительно так же, как располагаются современные села. Совсем в иных условиях обнаруживаются остатки поселений третьей четверти I тыс. н. э. Обычно люди этого времени селились на незначительных всхолмлениях в пределах речных пойм, нередко среди заболоченных местностей, реже по краю невысоких участков надпойменной террасы. В древности такие места были заняты непроходимыми чащами чернолесья. И, по-видимому, отнюдь не потребности хозяйства заставляли среднеднепровских славян в третьей четверти I тыс. н. э. жить в таких, казалось бы, необычных для земледельцев условиях. Причина была в другом — в необходимости обезопасить поселения от внезапных набегов кочевников. Традиция скрывать свои поселения среди лесов и болот была свойственна в VI–VIII вв. не только среднеднепровским, но и южным славянам. О ней хорошо знали современники — Иордан, Маврикий Стратег, Иоанн Эфесский. Но эта традиция, как мне представляется, могла зародиться лишь на севере, в лесной полосе.

В пределах территории распространения черняховской культуры на поселениях встречаются остатки жилищ разной формы и конструкции. Наиболее обычными, в частности для Среднего Поднепровья, были прямоугольные наземные постройки площадью 25–35 кв. м. Каркас таких домов возводился из дерева, а стены — из плетня или нетолстых бревен, обмазанных глиной. Иногда встречались двухкамерные постройки. Жилища славян в третьей четверти I тыс. и. э. имели совсем другой характер. Это были, как уже указывалось, квадратные полуземлянки.

Существенные особенности отличают черняховскую и славянскую погребальную обрядность. Для первой был характерен биритуализм: наличие двух погребальных обрядов — трупосожжения и обычного захоронения, причем последний обряд занимал явно преобладающее положение. У среднеднепровских славян третьей четверти I тыс. н. э. практиковалось лишь сожжение умерших. Остатки сожжения — сгоревшие кости и пепел — помещались обычно в глиняную урну, которая закапывалась в землю на «погребальном поле».

Находки, сделанные при раскопках черняховских поселений и славянских поселений VI–VIII вв., тоже совсем не похожи друг на друга. Черняховская керамика вырабатывалась на гончарном круге; она отличалась разнообразием и богатством форм, а также нарядной орнаментацией. Отличное качество посуды, устойчивость основных форм и неоднократно найденные большие печи для обжига свидетельствуют о ремесленной организации черняховского керамического производства. Лишь незначительное количество сосудов лепилось от руки в домашних условиях. Что же касается глиняной посуды славянских поселений VI–VIII вв., то первоначально вся она лепилась вручную. Ее ассортимент и и формы были совсем иными, чем у черняховской керамики. В более позднее время, где-то в VIII в., на славянских поселениях появилась в небольшом количестве посуда, изготовленная на круге. Но и она в массе была совсем другой, чем черняховская, напоминая салтовскую.

Различными были и другие черняховские и славянские изделия. И это объясняется не только их неодинаковым возрастом и различной исторической обстановкой, но прежде всего совсем иными культурно-историческими традициями.

Недавно В. П. Петровым была высказана мысль, что смена черняховской культуры славянской культурой третьей четверти I тыс. н. э. представляла собой не что иное, как частный случай той общей «варваризации», которая охватила большие пространства в Европе в период кризиса и падения Римской империи и связанного с этим «великого переселения народов». Приводя известное место из «Происхождения семьи, частной собственности и государства», где Ф. Энгельс характеризует плачевный конечный результат римского мирового владычества, В. П. Петров пишет, что «кризис, имевший место на рубеже позднеантичного времени и раннего средневековья, охватил не только территории, входившие в состав Римского государства, но и сказался на всех смежных областях за линией римского лимеса». [80] В. П. Петров. Про зміну археологічньїх культур на території УРСР у V ст. н. э. Археологія, т. XVIII, 1965, стр. 11–12. Правда, В. П. Петров нигде прямо не утверждает, что раннесредневековые среднеднепровские славяне были прямыми предками «черняховцев». Середина I тыс. н. э., пишет он, была временем больших перемещений племен и глубоких перемен в этногенетическом процессе. Но вместе с тем он ничего не говорит и о смене населения в Среднем Поднепровье в середине I тыс. н. э., оставляя читателя в недоумении.

Мне представляется, что соображения, высказанные В. П. Петровым относительно изменения культуры в V в. н. э., нуждаются в серьезных коррективах. Прежде всего нельзя полностью согласиться с тем, что кризис, охвативший рабовладельческую империю, сказался и на соседних странах. Напротив, «варварские» племена — северные соседи римских провинций — в этот период заметно мужали, порывали со своим «варварством», готовились вступить в средневековье. Прекращение или ослабление экономических связей со странами империи лишило их многих эффектных импортных изделий. Но место последних в культуре было весьма незначительным. Они были наносным явлением, не затрагивающим основ производства, экономики и быта. Значительно большую роль в жизни племен, живших по периферии римских провинций, сыграло «великое переселение народов» — общее движение европейских племен с севера на юг и идущее поперек его с востока на запад движение кочевников, возглавленное сначала гуннами, затем аварами. Движения эти привели к большим этническим переменам в среде племен, живших по периферии римских провинций. Именно это и послужило основной причиной смены культуры в Среднем Поднепровье в середине I тыс. н. э.

Культуру населения Среднего Поднепровья третьей четверти I тыс. н. э. ни в какой мере нельзя рассматривать как результат «варваризации» черняховской культуры. Если бы такое явление действительно имело место, в новой культуре в той или иной форме неизбежно сказывались бы пережитки прошлого. Культура VI–VIII вв. в Среднем Поднепровье не имела никаких черняховских пережитков. Все ее слагаемые — расположение и облик селений, такой важный элемент культуры, как жилище, характер и формы керамики, погребальная обрядность — это отнюдь не результат «варваризации» черняховской культуры, а совершенно чуждые ей особенности. В отличие от черняховской культуры новой культуре была свойственна значительная самобытность, свидетельствующая о том, что она сложилась далеко за пределами влияния римского мира, вне контактов с ним. В Среднее Поднепровье эта культура несомненно была принесена извне. Сюда пришли новые племена.