Сергей Баленко - Афганистан. Честь имею!

Николая отличала тонкая, нежная влюбленность в поэзию. Истинный лирик в душе, суворовцем, а позже — курсантом военного училища, с удовольствием посещал занятия по литературе, эстетике, этике, наведывался в кружки танцев и музыки. Прекрасное, возвышенное всегда волновало его. В личной записной книжке сохранились поэтические строки, мысли философов, писателей, ученых о дружбе, любви, супружеской верности, о любимой женщине. В Ленинграде Николая ждала девушка. И кто знает, может быть, перед последним своим боем он вновь перечитал стихи:

«Сам погибай, а товарища выручай!» — один из метких афоризмов генералиссимуса А. В. Суворова стал для советского офицера Марата Мазитова не только теоретически усвоенным наставлением, но и суровым практическим правилом, которому он не колеблясь последовал в решительную минуту …

Вот фактическая сторона обстоятельств его гибели, описанная участниками боя капитаном Габовым, старшими лейтенантами Козловым и Рожковым в письме учащимся туймазинской школы № 1 в 1986 году:

«Это было 22 марта 1985 года, сразу после Нового года по афганскому календарю. Рота возвращалась в пункт постоянной дислокации после выполнения боевой задачи. Был солнечный день, настроение было отличное. Еще час пути — и роту встретят товарищи. Повар накормит вкусным обедом, старшина отведет в баню, чтобы смыть пыль афганских дорог, а потом можно отдохнуть, расслабиться после трехдневных изнурительных маршей. Но вдруг по радио прозвучало: „На дороге засада, горит 303‑я машина“. Это передали с головного дозора. Завязался тяжелый бой. Мы тогда еще не знали, что к этой встрече мятежники готовились давно. Специально собранная банда, именующая себя „ротой смерти“, под командованием муллави Сардара, вынашивала этот план не один месяц. Около 200 человек, усиленные тремя крупнокалиберными пулеметами и тремя безоткатными орудиями, нанесли свой предательский удар по советскому подразделению, которое было втрое меньшим по численности. Во время одной из контратак были тяжело ранены командир роты и замполит, старшие лейтенанты Корнев и Макучарян. Они остались лежать с горсткой бойцов на открытом месте в 30 шагах от окопов мятежников. Срочно потребовалась помощь. И тогда капитан Мазитов на одной из машин выскочил на поле и закрыл своей машиной раненого командира. Шквал огня обрушился на эту машину. Мятежники били в упор. Одна из гранат попала в люк, где был капитан Мазитов…»

Достоверность описания несомненна, так как и другие участники боя, сослуживцы Марата, капитан А. Лихидченко и старший лейтенант О. Шейко в письмах Гильметдину Садыровичу и Хамиде Шамсутдиновне повторяют версию почти дословно. О. Шейко даже нарисовал схему того боя.

Но есть и «нюансы». Олег Шейко приоткрывает некоторые причины возникновения этих трагических обстоятельств. «20–21 марта группы Сергея Козлова и моя сидели на горе и демонстративно выманивали на себя душманов, но в результате „мудрых“ действий наших старших наставников из этой авантюры ничего не вышло. 22 марта к нам подошла наша ротная „броня“ (9 БМП), которая сняла нас с горы, и мы пошли на базу».

Вот откуда, оказывается, возвращалось подразделение, мечтавшее о вкусном обеде и бане и попавшее в засаду. Причем не где‑нибудь, а на прямой линии между базой и той «стратегически хитрой» демонстрационной точкой в горах.

Да будь муллави Сардар трижды глуп, и то сообразил бы, что группа будет возвращаться именно здесь, вдоль русла высохшей реки. А он был далеко не глуп. Во всяком случае не глупее наших «мудрых наставников», придумавших затею с выманиванием. Выманили… Только кто кого?

И еще один «нюанс»: «Раненые и убитые, — пишет О. Шейко, — лежали в нескольких метрах от окопов душманов, а если учесть, что это было белым днем на раскисшем ровном поле, то вы поймете, в каком, мягко говоря, тяжелом положении мы оказались. Душманы не давали возможности приблизиться к раненым. Тогда один контуженый солдат (Фарзалиев) приполз к „броне“ и, плача, стал просить оставшегося там теперь старшим офицера (не нашей роты) дать одну машину, чтобы вытащить раненых ребят. Но так как дело явно пахло паленым, тот товарищ стал приводить разные доводы, что он не может этого сделать…

Марат находился рядом и слышал этот разговор. Он приказал своему механику трогаться…»

Вот в каких условиях Марат телом своей машины (и своим!) выручил товарищей.

Если порой мы склонны, чуть романтизируя, возвышать до «мужественного», «героического» тот или иной поступок в бою, то здесь без всякого преувеличения был осознанный героический шаг. Недаром все участники свидетельствуют, что за этот подвиг Марат Гильметдинович был представлен к награде орденом Ленина, и недоумевают, почему этого не случилось. Один лишь «горячий» О. Шейко не стесняется в выражениях: «какая‑то сволочь снизила».

Дело, конечно, не в степени награды.

Дело в том, что у отца и матери не стало сына. «Самые счастливые годы нашей жизни позади, — пишет Гильметдин Садырович, — когда были живы наши сыновья. Теперь их нету. Только мы вдвоем, дряхлые старики, а их убило Государство. Младший Айрат ушел в армию здоровым, а приехал больной — умер от неизвестной (говорят, лучевой) болезни в январе 1984 года. А в 1985 году привезли Марата».

Дело в том, что у жены Назии Канзиловны не стало мужа, а у ее трех сыновей — отца. Как радовался Марат, приехавший из Афганистана в краткосрочный отпуск по случаю рождения сыновей‑двойняшек! Лаская старшего Василя и новорожденных, приговаривал: «Теперь у нас в спецназе будет расширение штата!».

Но Василь Маратович Мазитов выбрал несколько другую специальность, чем отец: он заканчивает юридический факультет Казанского университета. Он хочет, чтобы наступило торжество закона и справедливости.

Это стихотворение написано бывшим учеником 4‑го класса школы № 1 города Алдан Женей Понариным и посвящено Андрею Мельникову.

Учеба в школе, успешное окончание Благовещенского политехнического техникума, служба в Советской армии, Афганистан — вот основные вехи его короткой жизни. Две строчки — и вся биография. По‑военному кратко, лаконично.