Алексей Дмитриевский - Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

«Март, апрель и май прошли в самом беспокойном состоянии, – говорится в этом письме, – и мы были в натянутом, трудном и скорбном состоянии. Решение протата было столь пристрастно к национальности и так несправедливо, что русские должны были войти в протест и подать жалобу Святейшему Патриарху, вследствие чего в конце мая приехал сюда (т. е. в Константинополь) наш архимандрит о. Макарий, а в начале июня – о. Азария и я (т. е. о. Пантелеймон) с некоторыми братиями. Дело наше, пустое само по себе, развиваясь и смешиваясь с другими вопросами, приняло весьма обширные размеры, так что в конце концов оказалось, что мы имеем дело не с протатом только, но и с синодом патриархата, даже с целою нациею , возбужденною до крайнего ожесточения газетным громом в течение последних пяти-шести лет. Желание наше разделиться с греками: им уступить приморский Руссик, а себе отстроить нагорный или наоборот, – представило вопрос весьма трудный и почти неудобоисполнимый [189], а потому дело наше более месяца было совершенно без движения и только во второй едва-едва было рассмотрено. При рассмотрении происходили довольно жаркие прения, доходившие до разделения мнений [190], и бомбардировка была серьезная. Наконец, после разногласий в собрании и доказательств, представленных с нашей стороны, члены синода к смешанной комиссии (из мирских членов, имеющих право не согласиться и не принять патриаршего решения) пришли к заключению, что русским нельзя отказать иметь монастырь на Афоне . Оставалось только проверить акты, на кои ссылались мы в прошении, – есть ли они и какие именно, но в это время подвернулось иерусалимское дело (о возбуждении арабов кем-то из служащих в русском агентстве в Акре), которое было принято здесь горячо и в соединении с нашим представило страшное, по обаянию всей греческой нации, слово: филитизм , и отодвинуло наше дело на неопределенное время с опасностью принять противоположный оборот. Если бы не искреннее участие русского посла, столь для нас неоценимо-благодетельное, то не только бы просьба наша и все, хотя и фактические доказательства не имели [бы] никакого значенья и остались [бы] без удовлетворенья , то греки выгнали бы нас с Афона, в чем и состояла главная задача всех притеснений и обид, сделанных ими русским. Замысел этот у них давний, и план вытеснения русских с Афона составлен был еще в прошлый год здесь комиссиею, от чего наши греки (т. е. пантелеимоновцы) и члены протата и действовали так смело.

Но, наконец, на днях последовало такое решение, которое, впрочем, в следующем заседании может измениться, как это и случалось уже не раз): нашего о. архимандрита Макария утвердить игуменом (не разделяя нас с греками) и послать с ним двух архиереев для введения его в полные права с тем, чтобы всех привести в его повиновение, а кто не захочет, того смирить, т. е. заставить против воли или удалить из обители. Следовательно, решение вполне в пользу нашу, и чего бы желать больше? Но это можно сказать тогда, когда бы дело было не с греками. В этом решении показано только наше любочестие и т. п., но в сущности греки могут не ныне, так завтра открыть свои притязания и выгнать нас из монастыря даже и с игуменом нашим. И это не догадка. Мы не раз слышали о совещании их между собою, что нужно успокоить русских, пока послом в Константинополе г. Игнатьев, а когда не будет г. Игнатьев, тогда можно поступить с русскими, как угодно, ибо никто [191] за них прежде не заступался, никто не заступится и после » [192].

Быстрому, конечно, сравнительно и благоприятному для русских иноков на Афоне окончанию греко-русского Пантелеимоновского процесса в Константинополе, помимо настойчивости и энергии со стороны русских делегатов, направлявших все усилия, чтобы отстоять свои права на монастырь и на место себе среди святогорских насельников других наций, а также сильной поддержки русских интересов со стороны могущественного в эту пору в Константинополе русского посла Н. П. Игнатьева, помогли немало и обстоятельства, случившиеся в стенах обители св. Пантелеймона. 8 мая 1874 года скончался на 103 году от рождения игумен Герасим. Греческие делегаты стали просить Вселенского Патриарха, чтобы он немедленно отправил в монастырь одного из своих синодских архиереев в качестве наместника. Эта мера, по их мнению, необходима была в видах предупреждения и устранения могущих произойти в монастыре замешательств и беспорядков, но втайне они льстили себя надеждою иметь на своей стороне в монастыре одного лишнего единомышленника. Но их план неожиданным для них образом был разрушен телеграфною депешею на имя Вселенского Патриарха, извещавшею, что в монастыре впредь до избрания нового игумена правит всеми делами составленная смешанная эпитропия из греков и русских. Со стороны греков избран о. иеродиакон Иларион, а со стороны русских о. духовник Иероним и эконом о. Павел.

На девятый день после смерти игумена Герасима эпитропия предложила братии монастыря, по святогорскому обычаю, приступить к избранию нового игумена. Согласно состоявшемуся решению братии еще 15 октября 1870 года и воле покойного игумена, в кандидаты на игуменский трон был предложен о. архимандрит Макарий, который большинством в 406 голосов против четырех и был тут же избран в преемники покойному игумену. О состоявшемся избрании чрез нарочитого делегата эконома о. Павла монастырь известил Вселенского Патриарха, который, однако, не утвердил настоящего избрания, а предложил произвести переименование, в присутствии нарочитых патриарших экзархов. Это делал Патриарх в тех видах, чтобы успокоить взволнованные умы, устранить от себя всякие нарекания и факт избрания в игумены о. Макария поставить вне всяких подозрений. «А чтобы законно и канонически решенное, надлежащею заботливостию и начальственным правом Святой Церкви Христовой постановленное и определенное, и самым делом исполнилось, так как в последнее время преставился ко Господу бывший игумен Герасим, мы, – писал Вселенский Патриарх Иоаким II в сиггилионе (грамоте) по поводу избрания в игумены о. Макария, – постановили послать экзархами священнейших митрополитов Никейского кир Иоанникия и Деркийского кир Иоакима (бывшего впоследствии Вселенским Патриархом под именем Иоакима IV, †1887 года), чтобы они, отправившись в сказанную священную обитель, вместе с тем, как объявят всем неизменное решение Церкви для прекращения соблазнов и смут, вселяя согласие и мир приличными советами и увещаниями, пригласили в то же время всех отцов обители к прямодушному и беспристрастному избранию игумена, под наблюдением тех самых экзархов и в присутствии двух уполномоченных советом Святой Горы » [193].