Алексей Дмитриевский - Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Но лишь только с вершин Афона заблистали первые лучи восходящего солнца, озарившие печальную картину пожара, который стал к утру мало-помалу ослабевать, о. Макарий, измученный нравственно и физически волнениями пережитой страшной ночи, передал святыни Афона на руки о. иеродиакона Тихона и дал распоряжение о начатии литургии. Старец экклесиарх опытною рукою на ручном биле пробил повестку, искусный звонарь ударил «во вся тяжкая» по случаю храмового праздника, и посреди шума и суеты началась обычная монастырская жизнь. Для служения литургии о. Макарий назначил собор святителя Митрофания, стоящий вблизи горевшего корпуса и потому все время находившийся в большой опасности, которая окончательно еще не миновала и в эту минуту. Облачившись вместе с двумя другими иеромонахами, о. Макарий по обычаю совершил продолжительную проскомидию, неторопливо, с особенным воодушевлением и стараясь казаться спокойным, при случайно собравшихся певчих, отслужил литургию и молебен празднуемому святителю, причем в конце его прочитал молитву над коливом. Не обнаружил о. Макарий особенного волнения за литургиею даже и в то время, когда раза два от падавших сверху горящих бумаг и досок загоралась паперть Митрофаниевского собора.

По окончании литургии, когда пожар был уже потушен, о. игумен по обычаю посетил архондарик и затем, в простой черной в знак скорби и печали, мантии [310]с посохом в руках отправился в трапезу, где его с нетерпением ожидала измученная, проголодавшаяся братия. Трапеза была праздничная. После трапезы, по случаю храмового праздника, братии было предложено коливо (сухая кутья), причем старец взволнованным голосом в утешение братии сказал следующее слово:

«Возлюбленные о Господе отцы и братия! Господу во Святой Троице славимому Богу благоугодно было посетить праведным своим гневом нашу обитель и лишить нас нашего духовного пристанища – священного храма нашего Пресвятой Богородицы. Принимая постоянно от десницы всеблагого Владыки нашего вся благая, приимем ныне с благодарением и противная сему: Его отеческое наказание, яко чада есмы. Ибо, по слову апостола, мы наказываемые являемся чадами Его, аще же без наказания пребываем, яко прелюбодейчиша есмы . Возблагодарим же создателя нашего, яко чада Его есмы мы, которых Он посетил отеческим своим наказанием для смирения нашего. Да не превозносимся же впредь и да не взыскиваем иных причин, кроме наших немощей и неисполнения обязанностей наших пред Господом. Пусть каждый из нас проверит совесть свою и тогда, при свете ея, увидит ясно свои недостатки. А потому прошу и убеждаю вас, отцы и братия, не упрекать друг друга и не пересуживать, ибо, что постигло нас, есть совершенно распоряжение наказующей десницы Божией за нехранение своих обязанностей и священных обетов иноческих пред Ним, начиная от моего недостоинства и простираясь на всех и каждого из нас. Постараемся паче всего, при помощи благодати Божией, за молитвы Царицы Небесной, сознать и исправить наши немощи и недостатки, кои каждому скажет собственная совесть, и понесем смиренно и братолюбно посетившее нас испытание: одинакова ли преданность ваша Ему во дни благополучия и злополучия? Господь Бог и Спаситель наш Иисус Христос благодатию и щедротами своей благости, молитвами Пресвятыя Владычицы Богородицы и святых предстателей наших да укрепит нас в благодушном терпении и послушании Его воле, ей же вручаю и предаю всех вас и самого себя».

Слово это, произнесенное о. Макарием с сильным волнением в голосе и прерываемое слезами, будучи проникнуто чувством полной покорности и преданности воле Провидения, произвело на слушателей глубокое впечатление.

Из трапезы о. Макарий вместе с некоторыми из влиятельнейших старцев обители отправился на место пепелища, где рабочие были заняты уборкою мусора, горелых балок и железных связей уничтоженного в пламени храма. Когда они по лестницам, переполненным мусором, поднялись вверх и вошли в то место, где находился алтарь сгоревшего соборного храма, то всех их поразило следующее зрелище. Престол, который был все время среди самого страшного пламени, стоял совершенно невредимым на своем месте: на нем лишь в двух или трех местах прогорела шелковая индития. Даже деревянный иконостас остался почти в полной сохранности, попортилась лишь его позолота, тогда как рядом с этим валялись в бесформенной массе расплавленные железные цепи, медное паникадило и железные толстые связи. Эта картина произвела на игумена, старцев и многих из любопытствующих и окруживших их братий столь сильное впечатление, что многие, под влиянием религиозного экстаза, стали рвать священную индитию на престоле с целью сохранить куски ее на память об этом необыкновенном явлении. Игумен Макарий, под тем же впечатлением, тут же высказал желание, чтобы престол храма оставался нерушимо на своем месте и в будущем храме, к постройке которого было немедленно приступлено. «Если Божия Матерь сохранила все это невредимым, – сказал о. Макарий, – то мы не вправе нарушить что-либо из сего».

На это печальное событие многие из братий посмотрели, однако, далеко не так, как внушал им игумен Макарий в вышеприведенном слове, а стали подыскивать свои объяснения причин постигшего несчастия и тем подали повод к толкам и брожениям умов в обители. Этого сорта иноки поставили данное событие в прямую причинную связь с совершенно случайным явлением, имевшим место в обители накануне, т. е. 6 августа [311], и стали даже обвинять игумена в нарушении якобы заветов глубокой старины. Об этом покойный игумен, хотя и знал, но выжидал времени, чтобы выступить с сильным словом обличения и положить всему конец. Случай к этому представился скоро же.

29 августа с юго-западной стороны Афона показались густые облака дыма, ясно видимые и в Пантелеимоновском монастыре. По ним сейчас же догадались, что монастырь постигло новое несчастие: горел на огромном пространстве лес благоустроеннейшего метоха обители «Крумица». Для тушения страшного пожара были отправлены многие из братий обители, которым после громадных усилий едва удалось потушить огонь только на четвертый день [312]. На следующий день, т. е. 30 августа, по окончании торжественной литургии и благодарственного молебна по случаю тезоименитства Государя Императора, когда братия, по обычаю, собралась в архондарик, чтобы приветствовать игумена, последний, поблагодарив братию за поздравления и пожелав Государю Императору счастливого и долголетнего царствования, обратился в ту сторону архондарика, откуда были видны клубы густого дыма, и, окинув всех присутствующих глазами, полными слез, прерывающимся от волнения голосом произнес: «Братия, имейте любовь между собою и постигающие нас несчастия принимайте с покорностию воле Божией безропотно». В тот же самый день, по окончании братской трапезы, о. Макарий счел благовременным обратиться к братии с особым словом вразумления и утешения.