Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна

Но императорское правительство, возглавляемое Цинь Гуем, опасалось, что действия Юэ Фэя спровоцируют полномасштабную войну с чжурчжэнями. И не только этого: не меньше оно боялось того, что самоуправство полководцев перерастет в создание ими своих независимых княжеств, приведет к очередному расползанию государства. Первого министра можно понять, но того, как он повел себя, людская молва никогда ему не простила. Юэ Фэй получил повеление срочно явиться в столицу Ханчжоу, а когда подчинился, был брошен в темницу и тайно казнен. После чего Цинь Гуй мог уже относительно спокойно продолжить предательские (?) переговоры с врагом.

В 1142 г. мирный договор был заключен. Император Южной Сун признавал данническую зависимость от «золотого» царства Цзинь, в знак чего его государство должно было ежегодно выплачивать 300 тысяч штук шелка и 300 тысяч слитков серебра. Граница, делящая Китай, устанавливалась по реке Хуайшуй, что в междуречье Хуанхэ и Янцзы.

Это было еще одним тяжким ударом по национальному чувству. Но спасительной ответной реакцией было то, что китайский народ стал еще больше ценить свою культуру и именно в ней находил свое основное превосходство над варварами (к последним теперь с еще большей, чем прежде, внутренней убежденностью стали относить всех некитайцев).

А бесчестно казненный Юэ Фэй зажил новой, посмертной жизнью. Через 60 лет после его гибели император Южной Сун присвоил ему почетный титул, в его честь был сооружен храм. Полководец стал героем многих преданий, песен, театральных постановок (ясно, какая роль отводилась в них министру Цинь Гую). Вот стихотворение поэта Чжао Мэнфу (1254–1322) «Могила полководца Юэ Фэя»:

Но историческая правда состоит и в том, что, обезопасив себя с севера, Южная Сун вскоре превратилась в благополучное государство, где было место не только экономическому подъему, но и взлетам высокой культуры.

Однако однажды это преуспевание оказалось под угрозой. В 1204 г. несколько высших сановников во главе с Хань Довэем при поддержке части военачальников присвоили себе правительственную власть и затеяли войну с Цзинь. Последовало страшное поражение, и императору, чтобы задобрить своего северного коллегу, пришлось послать ему в красивом ларце покрытую лаком голову Хань Довэя. Тот приказал выставить ее на всеобщее обозрение в храме своих предков в Кайфыне – теперь это была столица чжурчжэньского Цзинь. Новый мирный договор был, разумеется, тяжелее предыдущего.

Во второй половине XII в. в Великой степи ускорились начавшиеся за несколько столетий до этого процессы этногенеза, от которых не поздоровилось ни чжурчженям, ни китайцам, ни империи Цзинь, ни империи Южная Сун, ни доброй половине тогдашнего человечества. Отдельные монгольские и тюркские племена образовали спаянную общность, которая на Востоке прославилась под собирательным именем монголов, на Руси зарекомендовала себя как «адские татары» (те самые, хуже которых только незваный гость – будто они пришли погостить по приглашению). Потом приняла участие в зарождении нового народа. Просто татарского, без всяких там эмоциональных эпитетов – нашего собрата по бедам и победам.

С древних времен монголы (будем для краткости использовать этот этноним, имея при этом в виду множество тюркских племен) кочевали по безбрежному океану степей Евразии – когда зеленому, когда заснеженному, когда иссохшему под палящими лучами. Кочевали, подобно другим, уже знакомым нам племенам. Пасли скот, который и был основным их источником питания. В шкуры которого одевались, а при обработке шерсти получали войлок – незаменимый материал при устройстве кочевых жилищ. Монголы плотно срослись со своими быстрыми мохнатыми лошадками – незаменимыми и в дальних переходах при смене пастбищ, и в жарких схватках за эти пастбища с конкурентами, точно так же пребывающими в вечной заботе о мясе и молоке насущных. И точно так же с тех же незапамятных времен возжаждавших боевого подвига: мужчина – хозяин стада, и его сыновья, и его родичи просто не могли уснуть спокойно, если где-то за горизонтом померещился огонек чужого костра. Никто не умел так стрелять из лука, как они, и во владении мечом они уступали немногим. При их условиях существования совсем неубедительно прозвучало бы предложение незнакомца: «Ты меня не трогай, и я тебе не трону». Настоящий мужчина – это тот, кто берет. А тот, кто хочет уцелеть от его руки – должен отдавать. Сколько и на каких условиях – об этом можно договориться. А уговор дороже денег (тем более, что и денег-то у них еще толком не было, если и разживались где-то, они шли главным образом женщинам на побрякушки). Честность, верность слову – другое непременное достоинство настоящего мужчины.

Существует авторитетная точка зрения, что без соседства оседлых земледельческих народов номады (кочевники) выжить просто не смогли бы. Они слишком зависят от капризов природы, а степная природа – дама капризная. Как Хуанхэ – только если против разгула водной стихии худо-бедно помогают дамбы, то от губящих степную растительность засух, небывало холодных зим (явления довольно частого), от эпизоотий никакие заслоны кочевника не защитят; а припасы про черный день в степи создавать несподручно.

Поэтому жизненно необходим контакт с земледельцами, причем не только ради дополнительных продуктов питания, но и ради приобретения железа и прочих благ цивилизации. Конечно, это был не только обмен. Когда степняки нападали небольшими шайками, они отщипывали помаленьку и уводили не очень многочисленный полон. Если же они объединялись в большие сообщества, да еще и поднабирались культуры (не для баловства, а для дела)… Мы уже не раз видели, что они проделывали с Поднебесной (но и китайцы, как мы тоже видели, медленно, с откатами, но неотвратимо продвигали свои пашни на север).

В конце XII в. настал черед монголов сменить родовой уклад (когда на стойбищах юрты семейств располагались кольцом вокруг шатра главы рода – собрата библейского Авраама) на племенные союзы. Главнее единокровных старейшин стали вожди, окружившие себя племенной знатью – нойонами и дружинами удальцов – нукеров. Этот процесс сопровождался порою жестокостями – непокорных могли бросить в котел с кипящей водой или оставить со сломанным хребтом в степи на прокорм зверью. Но очень много значил авторитет могучего воина, способного благодаря своим достоинствам сплотить вокруг себя людей – тем более, что он тоже – не со стороны забрел.