Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

Буквально за несколько дней до начала войны И.Ф. Филиппов, представитель ТАСС в Германии и одновременно заместитель руководителя советской резидентуры в Берлине в разговоре с немецким собеседником (который, кстати, оказался осведомителем «бюро Риббентропа» и отразил содержание беседы в своем донесении) утверждал, что возможный «союз между Россией, Америкой и Англией — это чушь. В России не питают иллюзий относительно буржуазных государств. Россия может полагаться лишь на саму себя» {564} 564 Цит. по: Вишлев О. В. Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки. М., 2001. С. 163. .

Но в общественном сознании фашистская Германия оставалась скорее самым опасным и вероятным противником, чем союзником; пакт 1939 г. и последовавшие за ним соглашения воспринимались в лучшем случае как тактический ход советского правительства, чему имеется достаточно свидетельств. Сохранялась память о союзе с Англией и Францией в Первой мировой войне; с другой стороны, память о прошлой германской войне и немецкой оккупации Украины, образы и представления, внедрявшиеся антифашистской пропагандой 30-х годов, вели к росту антинемецких настроений. Большое впечатление произвела вышедшая в конце 30-х годов книга Эрнста Генри «Гитлер против СССР» {565} 565 См., например, дневник ленинградки И. И. Зеленской: НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 3. Оп. 1. Д. 10. Л. 4 об. .

Даже в период советско-финской войны 1939–1940 гг., когда вопрос о потенциальных противниках и союзниках СССР в Европе был особенно актуальным, в массовом сознании Англия и Франция считались (и не без оснований) союзниками Финляндии, т.е. противниками СССР; что же касается Германии, то отношение к ней было более сложным. Судя по спецсообщениям особых отделов, НКВД и материалам перлюстрации писем, Германия не воспринималась ни в качестве противника, ни в качестве союзника, зато неоднократно упоминалась в качестве примера. Нередко встречались высказывания о том, что Германия, в отличие от СССР, смогла бы одержать победу гораздо быстрее и с меньшими потерями (очевидно, здесь отразились впечатления от немецкого «блицкрига» 1939 г. в Польше). Зато заключение мира с Финляндией в ряде случаев вызвало предположения, что мир был заключен под давлением Германии, так как война с Финляндией мешала СССР снабжать Германию необходимым сырьем.

Финский же народ, на помощь которому, по официальной версии, выступила Красная армия, в зафиксированных высказываниях выступал отнюдь не в качестве потенциального союзника, а в качестве объекта освобождения, либо, гораздо чаще, в качестве упорного и фанатичного противника.

Постепенно, в ходе Второй мировой войны, особенно во время «битвы за Британию», в советском массовом сознании, наряду с традиционным недоверием к Англии, складывается уважительное и сочувственное отношение к ее борьбе с фашизмом. Британский журналист А. Верт приводит такие высказывания своих советских собеседников, относящиеся к 1940 г.: «Знаете, сама жизнь научила нас быть против англичан — после этого Чемберлена, Финляндии и всего прочего. Но постепенно, как-то очень незаметно мы начали восхищаться англичанами, потому, очевидно, что они не склонились перед Гитлером» {566} 566 Верт А. Россия в войне 1941–1945. М., 1967. С. 64–65. .

Отношение к Франции, которую традиционно воспринимали в России с симпатией, было тем более позитивным и, после ее оккупации нацистами, сочувственным, несмотря на дипломатическое признание правительства Виши и все зигзаги официальной пропаганды.

Что же касается Соединенных Штатов, как заметил американский исследователь Ф. Баргхорн, учитывая общее отношение к США как советского руководства, так и, особенно, широких масс, «было нетрудно “продать” Америку» в качестве союзника {567} 567 Barghoorn F. С. The Soviet Image of the United States. A Study in Distortion. N. Y.;L., 1969. P. 37. Об образе США в советской пропаганде и в общественном сознании в межвоенный период см. также: Фролова Н. С. «Восхитительный и пугающий дядюшка Сэм»: образ жизни американцев в 20-е годы через советскую призму // Проблемы российской истории. Вып. 1. Магнитогорск, 2002. С. 356–371; Она же. «Сумасшедший дом и его обитатели» — политическая система США в оценке советских обозревателей 1930-хгг. // Проблемы российской истории. Вып. 2. Магнитогорск, 2003. С. 369–391; Rogger H. How the Soviets See Us // Shared Destiny. Boston, 1985. P. 107–146. .

Повороты в пропаганде и неопределенность в общественных настроениях хорошо иллюстрируются воспоминаниями современника: «…Помню газеты с портретами улыбающихся вождей В.М. Молотова и И. Риббентропа, мамины слезы, чей-то успокаивающий голос: “Это — ненадолго. Там, наверху, соображают”. Еще помню разговоры такого рода: будем ли мы сражаться с Англией?.. Уже с зимы 40-го года пошли разговоры, что Гитлер на нас непременно нападет. Но в окнах ТАСС — плакаты с совсем иным противником. На одном из них изображен воздушный бой; наши самолетики красные, а вражеские — из них половина уже сбита и горит — черные, с белыми кругами на крыльях (белый круг — английский опознавательный знак)» {568} 568 Лабас Ю. Черный снег на Кузнецком (война глазами восьмилетнего москвича) // Родина. 1991. № 6–7. С. 36. . На самом деле на плакате 1938 г. «Воздушный бой» (авторы В. Дени, Н. Долгоруков, А. Юмашев) были изображены японские, а не английские самолеты {569} 569 См.: Долгоруков Н. А. Страницы жизни. Записки-воспоминания. Л., 1963. . Характерна, однако, ошибка мемуариста.

Впрочем, слухи о войне с Англией продолжали распространяться; особенно сильны они были в только что присоединенной Прибалтике. Так, в Литве в ноябре 1940 г. «пустили слух, что вот прилетят английские бомбардировщики и начнут бомбить город Вильнюс, что Советская власть здесь установилась ненадолго и т. д., придут немцы или англичане…» И далее: «Классовый враг использует это недовольство [ростом цен — авт.], говоря, что при Советской власти нет товаров, все дорого и что скоро придут немцы, англичане и вернутся поляки» {570} 570 F. 1771. Ар. 1. В. 181. L. 30, 36. . Набор потенциальных противников, они же союзники в борьбе против «Советов», представляется для конца 1940 г. совершенно невозможным (немцы и англичане воюют против друга, Польши не существует вообще), но таковы уж законы массового сознания. Соединяя несоединимое, оно тем самым явственно выделяет главное. Для тех дней, пожалуй, это было для Прибалтики разочарование в Советской власти и надежды на восстановление независимости любым путем.

Тем не менее международная ситуация, сложившаяся к весне 1941 г., многих наблюдателей, особенно хорошо информированных, подталкивала к определенным выводам. Писатель В. Вишневский возглавлял Оборонную комиссию Союза советских писателей, редактировал журнал «Знамя», присутствовал на закрытых совещаниях в Главном управлении политической пропаганды Красной армии, общался с крупными военными деятелями того времени, к тому же, зная иностранные языки, постоянно слушал сообщения английского, немецкого, французского радио. Весной 1941 г. в его дневниках появляются записи о возможных вариантах дальнейшего развития событий. Запись от 10 февраля: «Наше выступление против Германии и “оси” — в выгодный момент, в блоке с “демократическим блоком”…» Запись от 15 марта: «Мы выступаем, чтобы доломать Гитлера, в коалиции с “демократиями” Запада. Вариант наиболее ходовой в общественных разговорах [курсив мой — авт.]». И вместе с тем (в записи от 3 марта) — «с англо-американским миром — враги второй очереди — возможен компромисс, лет на 10–15» {571} 571 Вишневский В. «…Сами перейдем в нападение». Из дневников 1939–1941 годов//Москва. 1995. № 5. С. 107. .