Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

5 сентября Ю. Лукасевич предложил Литвинову перевести вопрос об установлении воздушной линии между Варшавой и Москвой в стадию конкретных переговоров [1313]. Это официальное предложение было подтверждено польским посланником в беседах с Б.С. Стомоняковым, а также министром иностранных дел в разговоре с В.А. Антоновым-Овсеенко. В польской прессе появились зондажные публикации о желательности регулярного воздушного сообщения с Советским Союзом. В середине сентября Литвинов обратился к Кагановичу с просьбой «о скорейшей постановке [этого] вопроса», который «поляки ставят в центр всех наших переговоров», «на разрешение Политбюро».

В записке Литвинова отмечалось, что «при разрешении данного вопроса необходимо иметь в виду аналогичное предложение, сделанное нам спутниками П. Кота» (министра авиации Франции, посетившего Москву в начале сентября 1933 г.), и, в частности, беседы директора французской гражданской авиации Шомье с заместителем начальника ГУВФ Анвельтом и самим Литвиновым о продолжении воздушной линии Париж – Прага – Варшава до Москвы (через Минск). Согласно франко-польскому соглашению Франция получила бы право на продолжение существующей линии на восток только, если разрешение на это получала и Польша. «Таким образом, – заключал Литвинов, – при отклонении польского предложения отпало бы и французское. С другой стороны, в случае положительного ответа на их предложение мы получили бы либо две линии Варшава – Москва, либо же французы столковались бы с поляками об установлении единой линии». Литвинов полагал, что, ввиду проявленной обеими странами «большой заинтересованности», «они пойдут широко навстречу нашим условиям, в частности, касательно покрытия неизбежных убытков».

Народный комиссариат по иностранным делам высказывался в пользу принятия польского и французского предложений, поскольку установление воздушной линии с Варшавой «несомненно, содействовало бы укреплению наших взаимоотношений, как с Польшей, так и с Францией, а отчасти, может быть, и с Чехословакией». Литвинов отводил «обыкновенные» возражения ОГПУ и НКВМ по поводу появления в таком случае дополнительных возможностей для иностранных разведок указанием на то, что соответствующие ведомства проявляют немалый интерес к «подобным возможностям для нас». Наркомат по военным и морским делам «как будто бы стал склоняться к положительному разрешению вопроса, но выставил условием предоставление нам Польшей концессии на линию Ленинград – Вильно. «Такое контрпредложение, – заявлял Литвинов, – вряд ли было бы приемлемо для Польши, а, кроме того, совершенно непрактично, ибо пассажирское движение между Ленинградом и Вильно совершенно отсутствует» [1314]. Записка Литвинова не содержала ни проекта постановления Политбюро, ни изложения условий воздушной конвенции или схемы организации и управления авиалинией.

Одновременно с запиской Литвинова в Кремль поступил сигнал из польской дипломатической миссии о желании Варшавы урегулировать вопросы о воздушном сообщении с Москвой прежде, чем Польша достигнет сходного соглашения с Берлином. Информация была передана «через кого следует» (т. е., вероятно, через К. Радека) и, по мысли польских дипломатов, должна была послужить главным аргументом в пользу скорейшего открытия переговоров о воздушном сообщении [1315].

Ни в обращении НКИД, ни в решении Политбюро об условиях соглашения с Польшей о регулярном воздушном сообщении не упоминалось, что, наряду с содержанием советско-польских дискуссий, предопределило необходимость рассмотрения этой проблемы в Политбюро [1316].

3 октября член Коллегии НКИД сделал Лукасевичу сообщение о том, «что нам удалось, наконец, получить принципиальное согласие заинтересованных ведомств на принятие польского предложения об организации воздушной линии Варшава-Москва» [1317].

29 сентября 1933 г.

Опросом членов Политбюро

178/161. – О полете польской эскадрильи в Москву.

Не возражать против прилета польской эскадрильи в Москву.

Выписки посланы: т.т. Литвинову, Тухачевскому, Артузову, Уншлихту.

Протокол № 146 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.10.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 87.

Вопрос о визите представителей польской авиации – первой официальной военной делегации Польши в СССР был передан на голосование членов Политбюро вместе с вопросом об установлении воздушного сообщения между Варшавой и Москвой (см. выше).

3 октября руководство НКИД сообщило посланнику Польши в Москве о готовности соответствующих органов принять польскую эскадрилью во главе с директором департамента авиации военного министерства Л. Райским [1318]. В середине октября польское правительство решило направить в СССР не эскадрилью, а один самолет [1319].

В связи с неблагоприятными метеорологическими условиями и плохим состоянием грунтовых посадочных полос в Москве, часть польских летчиков осталась в Минске, а руководители делегации прибыли в столицу СССР поездом. Их пребывание (6-13 ноября) совпало с национальным праздником Польши, открытием выставки современного польского искусства в Третьяковской галерее и концертами Турска-Бандровской и Шимановского и было ознаменовано серией приемов в PBC, НКИД и польской миссии, что давало основание говорить об этой неделе как о «польских днях в Москве» [1320]. Руководители делегации присутствовали на военном параде 7 ноября на Красной площади. В параде не приняла участие советская военная авиация, что в Польше было расценено как проявление любезности по отношению к польским летчикам, не сумевшим прибыть в Москву по воздуху [1321].

В ходе официальных встреч Л. Райский и Ю. Лукасевич обсуждали с Крестинским, Стомоняковым, Тухачевским, Уншлихтом и Егоровым возможность установления постоянной воздушной линии между Варшавой и Москвой [1322].

1 октября 1933 г.

4. – О соглашении с польским правительством о продаже лесных материалов (т. Элиава).

Согласиться с предложением НКВТ о вступлении в переговоры, согласно предложению польского правительства, с целью заключения соглашения о координировании продаж слиперов СССР и Польши.

Выписки посланы: т.т. Элиаве, Литвинову.

Протокол № 146 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.10.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 73.

Постановление Политбюро являлось частью мер по обеспечению координации советского лесного экспорта с балтийскими экспортерами. Ограниченность советско-польского сотрудничества в этой сфере объяснялась как политическими соображениями, так и различной номенклатурой вывоза двух стран, приводившей к отсутствию между ними острой конкуренции на рынке пиломатериалов [1323].