Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

В решении Политбюро нашло изменение прежней позиции политического руководства в отношении приглашения делегации финских писателей («и им подобных» делегаций) [1454]; теперь их приезд считался желательным. Запланированная выставка советской графики экспонировалась в Финляндии на протяжении марта 1934 г., затем была перевезена в Таллин, где на ее открытии присутствовал Глава государства К. Пятс, к 1 мая экспозиция была перевезена в Тарту. Удалась и другая намеченная пропагандистская акция – 29 марта в присутствии министра просвещения Финляндии О. Мантере и полпреда Б.Е. Штейна командированный профессор Пинкевич (ректор 2-го МГУ) прочел финской аудитории доклад о системе народного образования в СССР.

Проведение в Москве выставки латвийского искусства («Рижская группа художников», «Независимые художники» и «Латвийские художники»), по времени совпало с переворотом К. Ульманиса и наметившимся серьезным изменением внешнеполитического курса Риги. Это свело политические дивиденды от «мероприятия» к нулю и повлияло на оценку латвийского искусства официальной критикой. Отметив как достоинство полное отсутствие мистических и «заумных сюрреалистических мотивов» и указав на превосходство советского искусства (латвийская живопись не развертывает «широких эпических полотен и не воодушевляет на героические подвиги»; «требования живописной тренировки глаза и технического совершенства кисти» стали для нее «высшими и единственными» законами»), критика провидела «при новейшем государственном курсе Латвии» следующие «вероятные вехи развития ее искусства: «национализм, насильственное насаждение патриотической патриархальной самобытности» [1455].

Независимо от того, в какой мере были реализованы замыслы этих и других «мероприятий по общественно-культурной линии», не может не вызывать удивление как их запоздалость с точки зрения долговременной работы по завоеванию симпатий к СССР, российской культуре и т. д., так и несоответствие этих стереотипных акций вызовам 1934 г., когда прибалтийские государства оказались перед одним из важнейших со времени обретения независимости выбором будущего пути. Хотя постановление 17 января не исчерпывало начатой Москвой «активизации» своей политики в Прибалтике [1456], крупнейшие козыри – установление прямого контакта советского руководства с политическими «лидерами государств Балтии и военачальниками, резкое увеличение заказов и придание им устойчивого, если не долгосрочного, характера – Кремль не смог или не пожелал использовать.

19 января 1934 г.

Опросом членов Политбюро

215/196. – О воздушной линии Москва – Варшава.

Вопрос снять.

Протокол № 152 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.1.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 937. Л. 46.

В ноябре 1933 г. переговоры об установлении прямого авиасообщения между СССР и Польшей были прерваны [1457]. Согласно польской интерпретации, их возобновлению в декабре 1933 г. препятствовало «замедление» ответа со стороны СССР на сделанное ранее компромиссное предложение о создании единого административного центра авиалинии без наделения его правами смешанного общества [1458]. В 1 Западном отделе НКИД полагали, что «необходимо добиться сдвига в этом деле путем эвентуальных уступок Польше» (помета на документе свидетельствует о том, что в январе 1934 г. намечалось «совещание» на эту тему члена Коллегии НКИД Стомонякова и начальника Главного управления ГВФ Уншлихта; состоялось ли оно и каковы были результаты межведомственного обмена мнениями, установить не удалось) [1459].

Между тем, политические обстоятельства к рубежу 1933/1934 гг. существенно изменились по сравнению с летом 1933 г., когда в политических и военных кругах обеих стран возобновилось обсуждение проекта прямого воздушного сообщения между Польшей и СССР. Руководство НКИД продолжало считать необходимым активизацию сотрудничества с Польшей в различных областях, 20 января 1934 г. Коллегия утвердила для внесению «в сессию» предложения о расширении военных контактов, заключении джентльменского соглашения о взаимной информации в отношении Германии и иных шагах навстречу Варшаве. Постановление Политбюро, вероятно, явилось реакцией на одно из многочисленных обращений НКИД конца 1933-го – начала 1934 г. о развитии советско-польского сотрудничества [1460].

Большинство обсуждавшихся с весны 1933 г. акций по двустороннему сближению были блокированы Кремлем без принятия официальных постановлений. В связи с переговорами о досрочном продлении советско-польского пакта ненападения, Политбюро санкционировало некоторые из намеченных ранее соглашений, однако крупнейшие из них (торговый договор, авиационная конвенция) поддержки ЦК ВКП(б) не получили.

В обращении к руководству ЦК ВКП(б) в мае 1934 г. Литвинов напомнил об инициативах, выдвинутых как польским правительством, так и советскими органами (НКИД и ВОКС), на осуществление которых не было получено санкции высшего политического руководства. Отдельно от других вопросов, по которым нарком просил принять положительное решение, фигурировала проблема советско-польского авиационного сообщения («Кроме перечисленных вопросов, остается вопрос о заключении воздушной конвенции, который представляет наибольший интерес для Польши» [1461]). Вероятно, у Литвинова были основания полагать, что согласие Сталина и его коллег на возвращение к переговорам на эту тему маловероятно. Так и произошло; январское постановление осталось в силе, и проект установления воздушного сообщения не был реализован ни на двусторонней, ни на трехсторонней (с участием Франции) основе.

9 июля 1935 г. поверенный в делах Польши в СССР известил НКИД, что польское правительство «берет обратно свой проект авиационной конвенции, врученный нам осенью 1933 г.» [1462]. В 1936 г. министерство иностранных дел и министерство коммуникации Польши вернулись к проблеме прямого авиасообщения между СССР и Польшей, исходя из того, что его отсутствие наносит ущерб политическим интересам обеих стран [1463]. В марте 1937 г. посольство Польши в Москве передало НКИД официальное предложение о возобновлении переговоров об организации воздушного сообщения между Варшавой и Москвой, старательно обходя при этом главное затруднение в переговорах 1933 г. – проблему определения организационной формы сотрудничества авиалиний «Lot» с «Аэрофлотом» [1464]. Новый раунд дискуссий также не привел к заключению соответствующего соглашения.

5 февраля 1934 г.

Опросом членов Политбюро

79. – Об импорте из Эстонии.

Утвердить следующий план импорта из Эстонии на I квартал 1934 г.

картофеля – 35 тыс. руб.