Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

М.М. Литвинов в конце февраля– начале апреля был болен гриппом и работал дома (принимал коллег и т. д.) В наркомате его замещал Н.Н. Крестинский, этим объясняется адресация ему выписки из протокола Политбюро. Содержание обращения Литвинова в точности неизвестно, существо внесенных им предложений устанавливается по материалам НКИД.

Отказ Польши от совместной с СССР декларации о сохранении независимости прибалтийских государств (официально сообщенный НКИД 3 февраля) оказался подкреплен нежеланием Ю. Бека продолжать обсуждение этой темы в московских беседах середины февраля. «Чрезвычайно характерно, – выражал распространенное мнение Б.С. Стомоняков, – что, приехав в Москву, Бек не только решительно и окончательно отклонил какую-либо совместную акцию с нами для защиты независимости Прибалтики, но – что является еще более показательным – не поднял вопроса о конкретном сотрудничестве в области разоружения» [1476]. Единственным существенным результатом визита польского министра в СССР являлась договоренность о продлении советско-польского пакта ненападения на десятилетний срок. После возвращения Бека в Варшаву в двусторонних отношениях наступила пауза. Анализ польской общественной жизни приводил НКИД к заключению, что «мы имеем дело с директивой [Пилсудского. – Авт. ] задержать дальнейшее сближение с СССР» [1477]. «Отсутствие до сих пор официального ответа поль[ского] пра[вительства] на предложение тов. Литвинова, – сообщал Стомоняков полпреду в Варшаве в середине марта, – показывает, что поляки не считают даже нужным особенно церемониться с нами. Мы считаем, однако, нецелесообразным проявлять дальше нашу заинтересованность в этом деле» [1478].

Советская дипломатия, таким образом, стояла перед необходимостью как адаптировать свою линию в отношении стран Прибалтики к ситуации сложившейся после подписания 26 января 1934 г. польско-германского соглашения о неприменении силы в двусторонних отношениях и срыва проекта советско-польской декларации о Прибалтике, так и изыскать способ оказания давления на Варшаву, выказывавшей предпочтение сближению к Берлином. Эта непростая задача облегчалась для советской дипломатии тем, что Рига, Каунас и Таллин разделяли беспокойство Москвы относительно последствий польско-германской декларации. Являясь декларацией, а не договором, она не содержала «обычной клаузулы об утрате пактом силы или о праве одной из сторон отказаться от пакта, если другая сторона нападет на какое-нибудь третье государство». «Невозможно представить себе, чтобы опущение этой клаузулы не имело специального значения… – выражал Стомоняков преобладавшее в европейских политических кругах мнение, – Это означает, что Польша будет соблюдать нейтралитет не только в случае германского вторжения в Австрию, но также и при германской агрессии против Литвы и вообще на Восток. Разногласия, которые могли бы при этом возникнуть, между Польшей и Германией, Польша обязана была бы на основе этого договора урегулировать путем переговоров с Германией» [1479].

В связи с этим в НКИД родилась идея предложить Литве, Латвии и Эстонии продлить срок действия двусторонних пактов ненападения, заключенных ими с СССР в 1932 г., на десятилетний срок. Судя по имеющимся материалам, именно эта инициатива была выдвинута М.М. Литвиновым в упомянутой записке от 17 марта (НКИД ходатайствует в правительстве о разрешении сделать предложения прибалтийским государствам о продлении пактов и о визите в Москву министров иностранных дел для подписания соответствующих протоколов, сообщал член Коллегии в Ковно) [1480]. Стомоняков ожидал решения «инстанции» в ближайшие дни; реакция Сталина последовала без всякого промедления. О характере внесенной им «поправки пока остается лишь догадываться. Несомненно, однако, что Генеральный секретарь пожелал выступить в роли соавтора этой обреченной на успех инициативы.

Она была сопряжена с пересмотром советской позиции в отношении Малого прибалтийского блока (Латвия, Эстония, Литва). Отказ от настороженного отношения к нему Б.С. Стомоняков в конце февраля называл «сырой идеей» [1481], но в начале марта был уже готов разделить мнение полпреда в Каунасе о желательности одновременного приезда в Москву министров иностранных дел трех балтийских стран (что способствовало бы укреплению планов прибалтийского блока) [1482]. М.М. Литвинов считал более подходящим пригласить в начале глав МИДов Латвии и Эстонии и лишь затем – Литвы. Дискуссии на этот счет продолжались, и спустя месяц после рассматриваемого решения Политбюро, Стомоняков писал полпреду в Риге: «По вопросу о малом прибалтийском блоке у меня тоже уже возникли мысли о перемене нашего отношения к сближению Литвы с Латвией и Эстонией в связи с изменением в нашу пользу соотношения сил между СССР и Польшей в двух последних странах. Мы уже обсуждали этот вопрос на днях, но не пришли еще к решению… Нужна максимальная осторожность» [1483].

20—21 марта 1934 г. советские полпреды в Риге, Каунасе и Таллине передали предложение советской стороны о продлении пактов ненападения на 10 лет в соответствующие министерства иностранных дел. В отличие от переговоров с Польшей о пролонгации пакта ненападения, начатых 25 марта и сопровождавшихся напряженными спорами, согласование протоколов о продлении пактов с тремя балтийскими странами не встретило никаких затруднений, и 4 апреля 1934 г. эти документы были подписаны М.М. Литвиновым и посланниками Эстонии, Латвии и Литвы в Москве.

Одним из аспектов «предложения т. Литвинова» являлся вопрос о привлечении к этой акции Финляндии. 27 марта, после того, как Рига и Каунас дали согласие на продление пактов ненападения, полпред Б.Е. Штейн получил инструкции разъяснить, что «мы не сделали Финляндии одновременного предложения только потому, что не хотели ее ставить в затруднительное положение, как это имело место при предыдущих аналогичных акциях» (проявленная Москвой деликатность содержала мстительный намек на разглашение МИД Финляндии сообщенного ему плана прибалтийской декларации Польши и СССР). «Если финляндское правительство желает продления пакта, мы немедленно сделаем ему официальное предложение», – обещал Стомоняков [1484]. Хельсинки было вынуждено поспешить, и 7 апреля Литвинов и Юрье-Коскинен подписали протокол о сохранении в силе советско-финляндского пакта ненападения вплоть до 31 декабря 1945 г.

26 марта 1934 г.

Опросом членов Политбюро

69/45. – О посольстве СССР в Варшаве.

Превратить нашу дипломатическую миссию в Варшаве в посольство с назначением туда послом т. Давтяна.

Протокол № 4 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 29.3.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 942. Л. 13.