Николай Задорнов - Далёкий край

Дядюшка Дохсо надевал на руку полученный в торо браслет из русского серебра.

- Ну, как, старуха, замуж хочешь? - спрашивал Кога вдову Локке.

Старуха, узко щурила глаза, на ее опухшее лицо свисали седые патлы.

- Не-ет... - тянула, она.

Старики уговаривали ее ехать на Горюн.

Чумбока показывал гостям ружье. А сам думал:

"Узнать бы, кто такие ружья делает? Алешка говорил, что их делает его друг. Как он их делает? Почему оно так далеко стреляет? Не много пороху кладу, а далеко попадает. Хотел бы я знать, где живут эти люди - и Алешка и его приятель".

Наутро вдова Локке собралась домой в Мылки.

Родня вышла провожать ее. Старуха села в лодку.

- Мы скоро приедем к тебе! - сказал Чумбо.

Старуха подпоясалась покрепче, сунула за пазуху коробку с табаком, взяла в зубы трубку. На ней были длинные мужские штаны. Она с силой оттолкнулась веслом от берега. Отъехав, старуха подняла парус и закрепила его так, что ветер, меняясь, сам перебрасывал его. Старуха взялась за весла.

Она хотела поскорей добраться домой и рассказать новости.

Все считали мылкинцев подручными маньчжуров, потому что торгаш Денгура вел с ними дела. Но старуха знала, что ее сородичи больше всех страдают от грабителей.

"Надо рассказать им, как Дыген струсил, когда в него стреляли. Может быть, и наши достанут такое ружье", - думала она.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В СТАНИЦЕ

Казаки с вышки Усть-Стрелочного караула заметили, как далеко-далеко, на широком речном плесе, два человека и собака бечевой тянули груженую лодку против течения.

"- Ну-ка, - сказал седоусый атаман Скобельцын дальнозоркому Афанасьеву, - в трубу гляди!

Казак сложил ладони в трубку, чтобы не слепило солнце. Товарищи его молчали, ожидая, что он скажет.

Редко случалось, чтобы снизу, с Амура, приходил на караул человек. Орочоны обычно шли табором, на многих лодках. Иногда на Усть-Стрелку прибывал разъезд маньчжурской погранич-ной стражи на больших сампунках.

Теперь всех занимало, кто же брел на этот раз.

- Алешка Бердышов идет! - сказал Афанасьев.

- Он ли? Что-то не признаем пока.

- Вот же тасканый!

- Ба-а, да это, верно, Алешка! Похоже! Этак же ходит!

- Давно его не было!

Казаки немало удивлялись появлению Бердышова. Его не ждали с этой стороны и в это время.

Налегая на петлю бечевы и как бы валясь на нее всем телом, уставший человек медленно подходил к станице.

- Эй, ты откуда явился? - строго окликнул его атаман Скобельцын, когда он приблизился на выстрел.

- Паря, из таких мест, куда ты не долез.

- Он! По ответу слыхать!

- Ну, верно, Алешка. Так складно никто не умеет отвечать. Эй, иди сюда!

Краснолицый Бердышов, в кожаной рубашке, протертой лямками до дыр, и в побелевших от воды ичигах, подошел к казакам.

Те поглядывали на него с опаской, как бы не признавая за своего. Лицо Алешки распухло.

- Ну, как тут ребята мои?

- Ребята! Ты покуда ездил, они уже за бороды схватились, - отвечал Афанасьев.

- Тунгусы почту не привозили от меня?

- Чего захотел! Тебя грамоте на грех выучили.

- Когда послал письмо? - важно спросил атаман.

- Тот год, когда купца оставил и пошел на Амур.

- Нет, еще не получали. Где-то у тунгусов лежит от тебя письмо. Устно передавали, про что писал, а письма еще нету.

На монгольской стороне, за голубой рябью вод, все так же пекутся под солнцем белые юрты. Трава на сопках пожелтела.

Черным кажется лес на их склонах и по складкам. На этой стороне две крыши новых построек поднялись над деревянными домами Усть-Стрелки.

- А вы что все вылезли на вышку? Я иду, гляжу - чернеют, как вороны.

- Нынче вышло запрещение таскаться на Амур и принимать людей с той стороны, - сказал атаман. - Строго следим, чтобы никто не шлялся. Могу не дозволить тебе идти домой, прогнать туда, с откудова ты явился.

- А тут уж один доездился, - небрежно воскликнул Кешка Афанасьев.

- Чего такое? Кто? - встрепенулся Алексей.

- Один амурец уже испекся, - тонким голосом продолжал Афанасьев.

- Да кто такой? С кем беда?

- Маркешка Хабаров! Вот Коняев тебе расскажет, что было. Карп и Михаила ходили с ним нынче зимой, да вернулись. Хотели на Нюман идти, да не дошли - далеко. Стража их захвати-ла. Маркешку увезли и голову отрубили. А они дальше идти не рискнули...

Алексей повесил голову.

- А землю твою не трогали. Как ты обвел сохой поляну, так борозда и есть, никто не касался. Можешь жить по-прежнему. Исправника Тараканова перевели из Нерчинска в Иркутск. Там, сказывают, перемена начальства будет. Губернатор проворовался, а вся полиция и горные с ним заодно. Все открылось. Теперь можешь жить и не бояться, что вызовут в полицию.

- Верно, Маркешка пропал?

- Пропал! Айгунцы его схватили.

- Ну, я теперь им дам!.. Я всех их наперечет знаю, которые на Амуре шляются, - сказал Алексей, поглядывая вниз, откуда только что пришел, и как бы собираясь снова туда отправи-ться.

- Это толстый полковник его увез.

- Я слыхал про него. Забыл только прозвание. Да все одно, что у нас, что у них, исправни-ки одинаковые, что русский, что китайский...

- А Широкова видел?

- Видел. Как же! Он матери гостинца послал.

- С оттудова таскать гостинцы старухам - это дело политичное, пригрозил атаман.

- Я почем знаю, политичное оно, какое ли, - ответил Алексей.

- Ну что, Широков покориться не хочет?

- Не хочет! Он неподалеку от Айгуна живет. Там еще Афонька Трубочистов да этот, что прошлый год из рудника убежал. Я бы знал про Маркешку, сходил бы к их знакомым китайцам, велел бы узнать, где он похоронен.

- Теперь ты ничего не сделаешь, - сказал ата ман, - больше тебя не пущу на Амур.

- Буду я тебя спрашиваться! - ответил Алексей и в сильном расстройстве пошел домой.

"Что такое? Почему человек пропал? Что же это за товарищи, которые дали ему погиб-нуть?" - недоумевал Алешка.

* * *

- Неподалеку от Айгуна мы с ним встретились, - рассказывал Коняев, сидя вечером у Бердышовых. - Когда драка началась, мы как-то сперва Маркешку и не заметили. Потом глядим - он прямо в нарту и вскарабкался на генерала, так на нем верхом и уехал. Ну что же! Мы думаем, надо как-то выручать Маркешку. Я говорю: "Михайла, ты рожей сойдешь за тунгуса, оденься и ступай в город, будто меха несешь". Мишка оделся по-орочонски и вместе с Миколкой пошел в Айгун. Недолго были, глядим - плетутся обратно. А мы жили в фанзе у знакомого китайца на той стороне, за Амуром. "Ну, чего?" спрашиваем. "Готово, говорят, испекся". - "Как так?" - "Голову выставили". Я еще осерчал на Михайлу. А он говорит: "Завтра нам с тобой головы тоже срубят, давай уходить отсюда. Уже посылают стражников в поиски. Завтра нас сцапают, и нам тифунгуан* головы спилит". Стражники еле впустили их в город. Но Мишка чисто по-орочонски сыплет, не признали в нем русского. У богдашек ворота на запор, конные стражники с саблями.