Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II

Это равновесие было нарушено англо-русским сближением. Австрии было бы легко осуществить свои балканские планы во время японской войны и революции 1905 г., но тогда Россия «еще не связала своей судьбы с Англией», и Австро-Венгрия вынуждена была упустить момент. Наоборот, с англо-русского соглашения 1907 г. начались осложнения для России.

П. Н. Дурново указывал, что даже победа над Германией не дала бы России ничего ценного: «Познань? Восточная Пруссия? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управиться? …Галиция? Это рассадник опасного «малорусского сепаратизма». А «заключение с Германией выгодного торгового договора вовсе не требует предварительного разгрома Германии». Наоборот, в случае такового разгрома «мы потеряли бы ценный рынок». К тому же Россия попала бы в «финансовую кабалу» к своим кредиторам-союзникам. Германии также война не нужна; она могла бы отторгнуть от России только малоценные для нее густонаселенные области: Польшу и Остзейский край. «Немецкая колонизационная война идет на убыль. Недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний».

П. Н. Дурново далее предсказывает такой ход событий, если бы дело дошло до войны: Россия, Франция и Англия с одной стороны, Германия, Австрия и Турция с другой. Италия на стороне Германии не выступит: она даже может присоединиться к противогерманской коалиции, «если жребий склонится в ее пользу». Румыния также будет колебаться, «пока не склонятся весы счастья». Сербия и Черногория будут против Австрии, Болгария – против Сербии. Участие других государств «явится случайностью», хотя Америка и Япония враждебны Германии и на ее стороне, во всяком случае, не выступят.

«Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи – будем надеяться, частичные, – неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Нарисовав эту мрачную картину, П. Н. Дурново заключал: «Тройственное согласие – комбинация искусственная, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с нею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии… Притом само собой разумеется, – добавлял П. Н. Дурново, – что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям… и выработать совместно с нами… условия нашего с нею сожительства».

Нет сведений о том, как отнесся к этой записке государь. Быть может, она явилась запоздалой. Во всяком случае, в Германии в это время не замечалось никакого желания «пойти навстречу».

В Германии сложилось убеждение в непреодолимой враждебности России. Этому способствовал в известной мере тон русской печати (хотя на печать германские послы жаловались еще при Александре III); этому сильно содействовала та демагогическая кампания, которая велась в России по поводу возобновления русско-германского торгового договора.

Договор, заключенный в 1904 г. (срок его истекал в 1916 г.), несомненно, был для России менее выгодным, нежели договор 1894 г.: таможенные ставки на русские сельскохозяйственные продукты были значительно повышены. При всем том Германия была не только главным поставщиком, но и лучшим клиентом России, русский вывоз в Германию превышал полмиллиарда рублей, баланс все время оставался активным в пользу России. [213] Обратное заключение для последних лет получается только вследствие статистической ошибки: вывоз в Германию по морю через устье реки Рейна у нас числился под рубрикой «вывоза в Голландию», между тем как около 90 % товаров просто следовало транзитом в Германию. Коковцов в своих мемуарах отмечает, что А. В. Кривошеин разослал по поводу подготовки торгового договора циркуляр, как бы призывающий земства, торговые палаты и т. д. к антигерманской кампании. Может быть, с точки зрения торга при заключении договора такая тактика имела известный смысл – можно было добиваться более выгодных условий, ссылаясь на общественное мнение, – но в напряженной обстановке 1914 г. это способствовало тому, что в Германии укрепилось мнение: «Наше дело в России проиграно, нам остается только вооружаться и затем, уповая на Бога, ждать, пока на нас нападут…» [214] Впечатления члена Русского собрания Ю. С. Карцова о германских настроениях еще летом 1910 г. (Новое время. 29.VI.1910). А от «ждать нападения» до «предупредить нападение» – один шаг…

Представление о том, будто Россия готовится напасть на Германию, подогревалось в германском обществе сенсационными сообщениями о французском займе на постройку стратегических железных дорог, заключенном в начале 1914 г., о какой-то «военной партии» при русском дворе, причем в нее обычно зачислялись «великие князья» без более точного обозначения…

Создание такого неверного представления о русских намерениях немало содействовало позиции германских правящих кругов, начиная с императора Вильгельма II (канцлер Бетман-Гольвиг и некоторые дипломаты, в частности посол в Петербурге граф Пурталес, видимо, не вполне разделяли эти антирусские предубеждения). Что касается германской печати, то в вопросах внешней политики она всегда была несравненно «послушнее» указаниям «сверху», нежели «из принципа» оппозиционная русская печать.

Но и с русской стороны находились также люди, подливавшие масло в огонь. И русские, и иностранные источники свидетельствуют об антигерманской кампании Гучкова; резкого тона придерживалось «Новое время», помещавшее тирады вроде: «Мы не против дружбы с Германией… но считаем, что она должна быть основана исключительно на признании немцами нашей силы …» Бывали выпады и слева: кадет Шингарев в бюджетной комиссии (в феврале 1914 г.) высказывал предположения, что Германия создает для России внешнеполитические затруднения, чтобы заставить ее подписать невыгодный торговый договор. Министр иностранных дел Сазонов на это возражал, но в печати его слова были изложены так, будто он соглашался с Шингаревым. Германский посол протестовал; ему было обещано, что в печати появится успокаивающее разъяснение.