Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Показательна судьба одного из первых участников семинара, Валерия Петровича Петренко (1943-1991). Он пришел, с начальной выучкой, полученной у латвийских, рижских, археологов, и фантасмагорической по тем временам мечтою — исследовать самый ранний в Восточной Европе могильник викингов, Гробини в Курземе Курсовые и дипломную работы писал по добытому в «спецхране» Библиотеки Академии наук СССР немецкому изданию монографии Биргера Нермана (Nerman 1941). Четверть века, со скамьи семинара и «Касплянской разведки» Пути из Варяг в Греки 1966 года (он принес оттуда свой «гимн оголтелого норманизма», экспедиционную для всех последующих генераций песню «Мы по речке по Каспле идем…»), привели его к собственному многолетнему исследованию Варяжской улицы и сопок Старой Ладоги, пограничному Ивангороду и в конце концов неутомимым напором — к курганам и поселениям Гробини. Вместе с латвийскими археологами он открыл там сенсационно ранние скандинавские памятники, с готландской стелой V-VI вв., одним из древнейших изображений корабля (начальная «русь» древнерусских письменных источников). Свой последний полевой сезон В. П. Петренко провел на раскопках шведской экспедиции в Бирке, центральном памятнике эпохи викингов на Балтике. Однако и главное дело его жизни не оборвалось с этой жизнью, посмертную публикацию основных материалов исследований Гробини взяли на себя и выполнили его латвийские и шведские друзья и коллеги (Petrenko, Urtans 1995).

Автор этих строк со студенческой скамьи летом 1962 г. был призван в Советскую Армию, Ракетные войска стратегического назначения (накануне Карибского кризиса). Перед призывом он сдал декану исторического факультета, профессору В. В. Мавродину, курсовую работу «О причинах участия норманнов в образовании Древнерусского государства» (1962). Студент при этом понятия не имел о том, что годом раньше с исторического факультета МГУ был исключен Андрей Амальрик, представивший аналогичную курсовую «Норманны и Киевская Русь» (1960). Декан — знал, и следует оценить научное и гражданское мужество весьма умудренного профессора и опытного администратора, принявшего и оценившего работу первокурсника, где предпочтение было отдано не «антинорманистским» (Мавродин 1949), а более ранним и вполне «норманистским» построениям проф. В. В. Мавродина, автора фундаментальной монографии «Образование Древнерусского государства», изданной в победном 1945 году с посвящением «Воинам доблестной Красной Армии…» (Мавродин 1945).

Семинар принял отслужившего «ветерана Карибского кризиса», отмеченного юбилейной медалью «XX лет Победы в Великой Отечественной войне (1945-1965)», в самом конце 1965 года, накануне предстоявшей «Норманской дискуссии» на истфаке. Л. С. Клейн (рис. 2) писал о ней в последних «преддембельных» письмах на площадку Ракетных войск; книги по археологии, которые он все три с половиной года армейской службы студента посылал туда, дополняли «марксистко-ленинское самообразование». Первым учебным заданием новому члену Семинара стало — проштудировать непереведенную «Secret Diplomatic History» Карла Маркса, единственное из сочинений основоположника и классика марксизма, остававшееся недоступным для советского читателя (Джаксон, Плимак 1986). Книгу по специальному разрешению выдали в Публичной библиотеке.

Махровый норманизм Маркса стал нашим «секретным оружием», и оно весьма пригодилось, когда Л. С. Клейн развернул блистательный набор научных аргументов норманизма при обсуждении вполне добротной книги И. П. Шаскольского (Шаскольский 1965) с трибуны университетской аудитории 22 декабря 1965 г.

Рис. 3. Г. С. Лебедев в Советской Армии. Фото 1963 г.

М. И. Артамонов, остававшийся и после удаления с поста директора Эрмитажа (1964) авторитетнейшим из ленинградских археологов и заведующим кафедрой археологии, а вместе с ним и декан факультета В. В. Мавродин руководили этой дискуссией, а потому она и не завершилась показательным разгромом новых, «советских норманистов» (Кузьмин 1967). Наоборот, семинар Л. С. Клейна получил санкцию на продолжение своей работы. Стратегия исследования «Норманских древностей Киевской Руси», предложенная на дискуссии, вскоре была опубликована в академическом сборнике под редакцией И. П. Шаскольского (Клейн, Лебедев, Назаренко 1970).

Следующие тридцать лет ушли на ее реализацию, и «Славяно-варяжский семинар» в это время перешел в ведение клейновских учеников, последовательно принятых М. И. Артамоновым в состав или в аспирантуру кафедры археологии: Г. С. Лебедева (1969), В. А. Булкина (1970), И. В. Дубова (1971), который вошел в состав Проблемного семинара в 1966 г., а вслед за ним — его однокурсники Е. Н. Носов, Е. А. Рябинин, К. М. Плоткин. Эта пришедшая после «Норманской дискуссии» талантливая «младшая дружина» образовала ядро ленинградской школы археологов-славистов, обучавшихся у старшего поколения этой школы — М. И. Артамонова, И. И. Ляпушкина, П. Н. Третьякова, Г. Ф. Корзухиной. Параллельно вызревал «славяно-готский семинар» учеников артамоновской современницы и соратницы М. А. Тихановой, выпускников кафедры начала 1960-х Д. А. Мачинского и М. Б. Щукина.

Выпускники Проблемного семинара в течение ряда лет составили массированное пополнение и основу «сектора славяно-финской археологии» Ленинградского отделения Института археологии (ЛОИА), созданного в 1974 г. (ныне — Отдел славяно-русской археологии Института истории материальной культуры Российской Академии наук — ИИМК РАН). Инициатор и бессменный глава сектора А. Н. Кирпичников включился в разработку «варяжской проблемы», и следующая за коллективной статьей серия также коллективных публикаций по археологии Северной Руси и русско-скандинавским отношениям IX-XI вв. (Кирпичников, Лебедев, Булкин и др. 1978, 1980, 1981) завершилась монографиями, сформировавшими корпус «Варангики» середины 1980-х (Лебедев 1997, 1999).

По ходу ее формирования обозначилась и начальная, но все более глубокая дифференциация проблематики. Собственно «варяжская проблема» распадалась, как минимум, на две: проблему образования Русского государства, происхождения явления (или суммы, последовательности явлений), выступающего в источниках под именем «Русь», в строгом смысле «Rossica», где требовалось прежде всего совмещение данных археологии с письменными и лингвистическими источниками; и базовую для проблематики задачу исследования генезиса и расселения славян, в широком смысле «Slavica», которая увлекла значительные силы молодых археологов (схема 1).

Сложные этнокультурные связи основных массивов населения территорий вокруг Балтийского моря, славян и скандинавов, финнов и балтов, определившие своеобразие «Балтийской цивилизации раннего Средневековья», кристаллизовались в особый круг проблематики «циркумбалтийской» истории, где генезис многих явлений необходимо прослеживать в глубь эпох, вплоть до каменного века, а с другой стороны, открывается перспектива их изучения в периоды, следующие за эпохой викингов IX-XI вв. — эпоху крестовых походов на Балтике XII— XIV вв., Ганзейского Союза XIV-XVI вв., Шведского великодержавна и Северной войны XVII-XVIII вв. (вплоть до основания Санкт-Петербурга в 1703 г.).