Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

И дело не только в устойчивости петербургской научной традиции «примата источника над концепцией» (Аль 2001). Очевидно, глубинная взаимосвязь Санкт-Петербурга, в собственном его генезисе, с теми же «скандобалтийскими» процессами, что выводили Русь в IX столетии, а Россию — в начале XVIII на мировую и общеевропейскую арену, обуславливает способность к объективному и адекватному восприятию этих процессов. Без особой натяжки можно сказать, что сам по себе Санкт-Петербург, своим появлением и трехсотлетним существованием, представляет конечный и предельный аргумент, ultima ratio «норманской теории».

Неслучайно последовательные «антинорманисты» нередко приходят и к отрицанию «законности» существования Санкт-Петербурга в историческом и культурном пространстве России. Город, в котором триста лет концентрировались лучшие национальные ресурсы для продуктивного обмена с достижениями внешнего мира и создания новых, специфических российских (а не только исключительно «петербургских») форм культуры, экономики, политической жизни, не раз за эти же триста лет пытались вывести за пределы русской истории. Начиная с «проклятья царицы» — Быть Петербургу пусту! — и включая трехкратное «переименование» города — в Петроград (1914-1924), Ленинград (1924-1991) и снова Санкт-Петербург (с 1991 года и до наших дней, надо надеяться, навсегда) — идет мучительное освоение очевидного, для непредвзятого сознания, факта появления этого «скандобалтийского» города в русском пространстве — как наивысшей ступени развития европейского урбанизма Нового времени, и при этом — урбанизма России.

«Феномен Петербурга» во всей его многолинейности взаимосвязей как в настоящем, так и в прошлом (на протяжении многих веков, предшествовавших появлению Санкт-Петербурга), вероятно, позволит понять, по мере вовлечения проблематики «петербургики» в общий контекст «скандобалтики» (вплоть до «варангики»), непростую, но безусловную логику исторического процесса с его начальных времен и до наших дней (Лебедев 2001: 54-72; 2002: 3-5).

Ту самую логику, что непостижимо привела, в частности, генерального секретаря КПСС и президента СССР Михаила Горбачева на скамью «конунга викингов» в лофотенских палатах, восстановленных археологами, а ленинградского археолога Алексея Ковалева — к защите архитектурного наследия Санкт-Петербурга, а затем — на трибуну «демократического Ленсовета» 1990 года с последующим четырехкратным переизбранием в законодательный орган Санкт-Петербурга (1990,1994,1998,2002). Первым и главным действием этого «археологического вторжения» во власть современной России было возвращение «городу Ленина» — его исторического имени Санкт-Петербург (общегородской референдум 12 июня 1991 года); последним по времени — подготовка и представление Федерального закона об охране объектов культурного наследия народов России (подписанного Президентом РФ 25.06.2002).

Вряд ли инициатор обеих этих акций, как и его соратники, и современники и коллеги по «петербургской археологической школе» задумывались над тем, что в десятилетней нелегкой борьбе за свой Федеральный Закон они следуют древнесеверной максиме Med logum skali land byggja — «Законом должна страна строиться», итоговому и высшему порождению социального опыта «эпохи викингов» (Гуревич 1972а: 139-191). Однако действовали они, подчиняясь тому же стимулу, что и далекие предки, когда взывали к варяжским князьям, устами славянских послов: «…велика и обильна, а наряда [уклада, порядка, закона] в ней нятъ…» (ПВЛ 1926: 19).

Исторический опыт, и, в частности, опыт «петербургской научной школы» в неразрывном диапазоне от «скандинавистики» до «петербурговедения», востребован и реализован современной Россией, буквально на подсознательном уровне. И это делает тем более привлекательным, и, вероятно, значимым, возвращение к опыту исторического исследования, опубликованного на заре советской «перестройки» 1980-х.

По сути же, мы обращаемся заново, с опорою и на новый, непосредственный опыт работы во всех Скандинавских странах (недоступной для автора на предыдущем этапе), и на актуальные исследования скандинавских и западноевропейских коллег, археологов и историков, к углубленному изучению исторической действительности отдаленного, но нашего общего прошлого народов стран Европейского Севера, той тысячелетней давности «эпохи викингов», когда Европа становилась Европой, а в этой Европе — Русью стала — Русь.

Эпоха викингов для Западной Европы началась 8 июня 793 г. и закончилась 14 октября 1066 г. Она началась с разбойничьего нападения скандинавских пиратов на монастырь Св. Кутберта (о. Линдисфарн) и закончилась битвой при Гастингсе, где потомки викингов, франко-нормандские рыцари, разгромили англосаксов; те же тремя неделями раньше, 25 сентября 1066 г., при Стемфордбридже одержали победу над войском последнего из «конунгов-викингов», претендовавшего на английский престол норвежского короля Харальда Сурового (Хардрада).

«Послал всемогущий бог толпы свирепых язычников датчан, норвежцев, готов и шведов, вандалов и фризов, целые 230 лет они опустошали грешную Англию от одного морского берега до другого, убивали народ и скот, не щадили ни женщин, ни детей» — так под 836 г. писал в хронике «Цветы истории» Матвей Парижский (Стриннгольм 1861: 14). В XIII в. христианская Европа все еще помнила опустошительные вторжения с Севера. И причиной тому была не только интенсивность, но и неожиданность натиска.

На исходе VIII столетия европейский континент представлял собой весьма неоднородную кагломерацию племен, народов и государств. Римское наследие было поделено между тремя великими империями раннего Средневековья: Ромейской (мы ее называем Византией), Франкской империей Каролингов и арабскими халифатами (Мамлакаталь- Ислам).

Границы феодальных государств разрезали в разных направлениях бывшие римские владения. Арабы захватили большую часть Испании, африканские и ближневосточные провинции. Франки завладели Галлией, подчинили земли германцев (до Эльбы). Византия, уступив славянам Фракию и Иллирию, сохраняла господство над Малой Азией и Грецией и соперничала с франками за право обладать Италией.

Внешняя граница феодальных империй Европы проходила, рассекая континент с севера на юг, по Эльбе, верховьям Дуная, Балканам. В течение IX-XI вв. она постепенно выравнивалась и к середине XI в. примерно повторяла очертания традиционной римской границы, «лимеса», правда, продвинувшись кое-где на 500 км в глубь континента (рис. 4).

Эта линия разделила Европу на два разных мира. К западу и югу от границы сохранялись традиции христианской религии и церкви, авторитет императорской власти, иерархическая структура управления. Продолжали жить (даже после глубокого упадка) античные города, функционировали старые римские дороги. Колоны и сервы обрабатывали поля бок о бок со свободными франками и славянами — потомками завоевателей. Вожди варва ров получили звонкие титулы императорских придворных и правили милостью христианского Бога. Ученые служители церкви наставляли высокорожденную молодежь в латинской и греческой премудрости, а монахи молились за спасение этого просвещенного мира. Сохранялась цивилизация классового общества, вступившего в феодальную формацию Средневековья.