Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Многочисленные городища Восточной Прибалтики (их учтено свыше 1100) с хорошо сохранившимися укреплениями служат надежной основой для классификации этой группы поселений (Моога 1968: 64-96). Свыше 170 поселений Самбии позволяют проследить эволюцию укреплений, одноплощадочных (123) — к двуплощадочным «замкового типа» (Суворов 1984:63-69); в первой группе можно выявить усложнение фортификации, появление концентрических валов, до двух-трех, расположенных спирально и обеспечивающих дополнительную безопасность обитателей (Кулаков 1994:21).

Внешние связи обитателей «Эстланда» от Вислы до Даугавы обеспечивали речные пути с выходами в акваторию Балтийского моря и морские пути Балтики, замыкавшиеся на сравнительно немногочисленные портовые центры. Наиболее ранний из них, отмеченный Вульфстаном, — Трусо — находился на территории города Эльбинга (Эльблонга), на берегу озера Дружно (Ehrlich 1938). Трусо аккумулировал значительную часть прусской дружинной элиты, население города оставило в конце VIII — первой трети IX в. большое количество кладов дирхемов. С начала IX в., однако, значение Трусо снижается, и основным торговым центром Самбии становится Кауп (Вискиаутен, совр. Вишнёво Калининградской обл.), просуществовавший до разрушения в XI в. (Кулаков 1989: 90-100). Поселение, окруженное прусскими святилищами, обладало, как полагает В. А. Кулаков, определенной «экстерриториальностью», что объясняется присутствием здесь самостоятельной скандинавской дружины. «Норманский могильник у дер. Вишнево», насчитывавший до 500 курганов, исследовался с 1873 г. до конца XX в. (Гуревич 1963: 197-210). Небольшие (до 6 м в диаметре) невысокие курганы, иногда сопровождавшиеся каменными кладками (прямоугольными или округлыми), содержали остатки сожжений с согнутым и сломаным оружием (не исключая великолепный меч типа Е, по типологии Петерсена, IX в.), ланцетовидные копья с врезным орнаментом, умбоны щитов, женские украшения (фрагменты фибул). Как и установленные на курганах могильные стелы — bautastenar, инвентарь и обряд свидетельствует о преимущественно скандинавской принадлежности этого памятника.

Торгово-ремесленные центры куршского побережья, Паланга, Пришманчай, Кяулейкяй, Гиркаляй, Ладзиникай, обеспечивали поступление импортов в низовья Немана, отделенные от моря косой Неринги, и проникновение в глубь Литвы, где в среднем течении Немана в IX-X вв. формируется первый из центров ранней литовской государственности. Памятники Среднего Понеманья (могильник Пакальнишкяй и др.) отличаются высокой концентрацией «дружинных» захоронений в сопровождении лощадей (иногда в соотношении 1:10 кремаций воинов к конским захоронениями). Богатая сбруя укомплектована импортными деталями, поступавшими из Дании, Скандинавии, равно как из Восточной Пруссии, Польши, Чехии, Венгрии (Ушинскас, Лухтан 1988:89-104). Основным центром связей восточной Балтики со Скандинавией с 650-х гг. становится Гробини (Себург) в юго-западной части полуострова Курземе (Petrenko, Urtans 1995). Открытое поселение сопровождали курганные и грунтовый могильники; первые связаны со шведскими переселенцами, но первоначальными колонистами в Курземе были готландцы; именно готландские параллели обнаруживают и погребальный обряд грунтовых сожжений, и женские украшения ранних типов вендельского периода, круглые и кнопочная фибула, фибула «медвежья голова», брактеат. Раскопками 1980-х гг. была открыта и единственная на восточном берегу Балтики готландская стела, небольшой «картинный камень» (bildsten) с солярными знаками и изображением беспарусной ладьи (начальная «русь» на восточном берегу Балтийского моря). Стела обнаружена в насыпи более позднего кургана IX в., а типологически относится к наиболее ранней группе «картинных камней». Движение готландцев через Балтику, безусловно, более чем за сто лет до начала эпохи викингов (даже по уточненным археологическим датировкам — 750-е гг.) привело к появлению первых «факторий», а в IX в. Гробин-Себург становится предметом острой конкурентной борьбы готландцев, шведов и датчан, что и ведет в конечном счете к гибели этого раннего торгового центра под нарастающими ударами куршей.

Низовья Даугавы, занятые ливами, как и среднее течение реки в землях земгалов и латгалов, сравнительно поздно включились в активное обращение ценностей «северной торговли» и, видимо, длительное время служили транзитной зоной. Из 121 куфических дирхемов, известных на территории Латвии, большинство найдено в памятниках XI в. (в качестве подвесок в убранстве погребений) и лишь небольшая группа — в памятниках X и рубежа X-XI вв. Единственная находка сасанидской драхмы Хосрова I (531-579) из могильника Саласпилс Лаукскола должна была поступить в течение «первого периода обращения арабского серебра», но дирхемы как этого, так и последующих периодов были депонированы лишь после длительного обращения и, как правило, во вторичном использовании. Один из трех латвийских кладов монетного серебра найден на городище Даугмале в среднем течении Даугавы, где вообще обнаружено наибольшее количество монет (148) в культурном слое поселения; однако дирхемы на латвийской территории обращались, видимо, одновременно с византийскими милиарисиями Василия III и Константина VIII (976-1025) (известно 10 экземпляров) и денариями англо-датской чеканки (преобладают монеты Этельреда II 978-1016 гг. и Свена Эстридссена 1047— 1075 гг.). Первой половиной XI в. датируются германские денарии, поступившие в Латвию. Серебро, как арабское, так и западноевропейское, попадало в балтские и ливские земли по Даугаве в результате своего рода «повторного обращения», поступая сначала —с востока по даугавскому ответвлению Волжско-Балтийского пути (в период обращения дирхема, да и в дальнейшем, когда в Новгородской земле получил распространение западноевропейский денарий); при этом в «транзитной зоне» оседала для длительного бытования сравнительно малая часть серебра, а большая часть через Готланд уходила в Скандинавию. Оттуда основное количество монетного серебра, уже в составе «смешанных потоков», где с германскими денариями могли соседствовать аббасидские дирхемы, привозилось с Готланда на Даугаву в результате «внутрибалтийских операций» готландских к бактских купцов (Берга 1980: 23).

Эстония, собственно «Эстланд» германоязычных скандинавов, по мере того как они все теснее знакомились с «эстиями» — байтами — и усваивали их племенные имена (одновременное бытование этнонимов «эстии» и «пруссы» для обитателей Самбии демонстрирует именно этот процесс), в эпоху викингов примерно соотносилась уже не с юго-восточной Прибалтикой, как в античные времена, а с современной территорией Эстонского государства, и территория эта, как и низовья Даугавы, была занята прибалтийско-финским населением; балтская экспансия к северу от Даугавы привела лишь к незначительному смещению древней этнической границы (История Эстонии 1997:23; Основания регионалистики 1999: 293).