Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Важно при этом, что освоение мореплавания в «Архипелаге восточной части Финского залива» — Большой и Малый Тютерсы, Гогланд, Лавенсаари (Мощный) и др. — определенно относится к «периоду допарусного мореплавания» скандинавов, предшествующему «эпохе викингов». Парусные суда появляются, судя по изобразительному материалу готландских стел, «картинных камней», не ранее VII в. н. э. Допарусное мореплавание гребных судов, ограниченное этим хронологическим рубежом, начинается на Севере в эпоху бронзы (с XII в. до н. э.), и во всем этом хронологическом интервале (XII в. до н. э. — VI в. н. э.) теоретически возможна языковая трансформация древне-северного слова ruth — ‘гребцы ’ в прибалтийско-финское ruotsi — ‘шведы.

Вероятно, эта трансформация уже состоялась, когда наступила «эпоха парусного мореплавания» викингов и Восточная Европа испытала очередной, новый импульс вторжений скандинавов на морские и речные пути Северо-Запада — собственно «варяжский импульс» VIII—XI вв. Действие его, особенно в X в., определялось значением развернувшейся международной «пушной торговли» с Востоком, основными контрагентами которой наряду со славянами и скандинавами выступали прибалтийско-финские, волжско-финские и тюркские народы Поволжья. Товарно-денежный оборот Волжской Булгарии с мусульманскими государствами Средней Азии, в X в. достигавший 1 млн дирхемов в год, в значительной части осуществлялся в Ладоге и оттуда по трассам и стоянкам акватории Финского залива направлялся в Скандинавию (Noonen 2001:206-211).

Инициатива в пушной и иной торговле на речных путях Восточной Европы IX-XI вв. в конечном счете от скандинавов и финнов перешла к славянам (русским), а пушнина Севера оставалась устойчивым и значимым компонентом экономики Русского государства до конца XVII в. Драматичными перипетиями «этнического состязания» в ключевой развилке международных речных путей, Ладоге и Новгороде прежде всего, определилось, по-видимому, и освоение слова ruth в славянской речи IX-X вв., где оно приобрело форму «русь» в первоначальном значении «княжеская дружина» и в ходе становления древнерусской государственности превратилось в название народа и страны, Русь, Россия (Петрухин 1989). Именно в ходе этих событий славянское население достигло прибрежья Финского залива Балтийского моря и в IX-XI вв. установило определенную степень контроля над устьем Невы и обоими берегами Финского залива. Процесс этот сопровождался, видимо, и определенной консолидацией и перегруппировкой финноязычной «чуди», в частности его результатами можно считать оформление этносов ижор и карел, вошедших в XI-XIII вв. в качестве союзников-«федератов» в состав Новгородского государства.

Третий импульс из средневековой Скандинавии, «импульс Крестовых походов» XII-XIV вв., ярче всего проявился в основании Выборга в 1293 г. Последовавшая через тридцать лет стабилизация границы России и Швеции по условиям Ореховецкого мира 1323 года на многие века вперед определила этнополитическу ю ситуацию в регионе, равно как и судьбу сложившихся в нем этносов.

Beormas, бьярмы — собирательное, достаточно неопределенное и в то же время определенно относящееся к крайнему Северо-Востоку Европы название народа, которое впервые в европейскую литературу Альфред Великий ввел со слов норвежского хавдинга Оттара (Матузова 1979:20,24,31-33). Обогнув Норкап, Оттар по правому борту имел почти необитаемую землю терфиннов (саамов). Следуя береговой линии под северным ветром, он вошел в устье большой реки, отделявшей густо населенную землю бьярмов — Бьярмаланд.

С конца IX в., времен Оттара и Альфреда, и до исландских географических сочинений XIV в. представление о положении, протяженности и границах «страны бьярмов» становилось все более обширным и неопределенным. В XX столетии исследователи по-прежнему искали эту terra incognita от Кандалакши до Перми и от прибрежья Ледовитого океана до Волго-Окского междуречья (Рабинович 2000:305-365). Несомненны, во-первых, принадлежность Бьярмии финским народам (восточнофинским, пермским языкам принадлежит и наиболее прозрачная этимология beormasl пермь), во-вторых, северо-восточное по отношению ко всем остальным известным в Скандобалтике «финнам» географическое положение; в-третьих, безусловная включенность в процессы и связи Скандобалтикиэпохи викингов, притом, что археологические данные на сей день далеко не соответствуют разрозненным, но разнообразным показаниям письменных источников (Мельникова 1986:197-200).

Если рассматривать «полярный рейд» Оттара как одну из первых попыток проложить пути на дальний северо-восток Евразии «к северу от этого необитаемого пространства» и принять во внимание, что эстафету норвежских викингов (проникавших в «Бьярмию» достаточно регулярно в X-XIII вв.) переняли сначала, по-видимому, ладожане (если «Железные ворота», цель похода Улеба, сына Рагнвальда, в 1030-х гг., локализовать на северо-востоке), а вместе и вслед за ними — новгородцы, соратники Улеба и позднейшие «ушкуйники»; если рассматривать это движение «в Бьярмаланд» с последовательно смещающихся «исходных точек»: Тромсё (родина Оттара) — Ладога — Устюг (новгородская колония и родина Семена Ивановича Дежнёва [1605-1673], в 1648 г. обогнувшего крайний северо-восточный мыс Евро-Азиатского материка), то, может быть, в исследованиях последних лет обнаружатся некоторые ключи к пониманию «загадки Бьярмии».

Во всяком случае, представляет несомненный интерес выявленная в последние годы картина развития «предгосударственных отношений» у финно-угорских (угорских) народов Западной Сибири, ограничивающих на крайнем северо-востоке таинственный Бьярмаланд. Византийское серебро в сокровищницах югорских князей, укрепления дофеодальной» знати, ополчения и дружины вогулов (манси) в XIV-XVI вв. развивают, по существу, модели тех же отношений, что тремя-пятью столетиями раньше реализовывались в пространстве Скандобалтики и на ее северо-восточных окраинах, от Трёндалага до Бьярмаланда (Федорова 2002:7-9; Зыков, Ковшаров 2002: 2-6; Богданов 2002: 10-14).

Столь же загадочна область, локализующаяся между землями финнов (квенов, финских обитателей Приботтнии?), бьярмов и карел, — «страна кюльфингов (колбягов) Кюльфингерланд (Мельникова 1986: 34.45, 131, 134-136, 138, 209-210).

«Сага об Эгиле» (точнее, «Сага о Торольве, сыне Квельдульва», которую можно выделить в ее составе: Сага об Эгиле, V-XXVII) позволяет достаточно детализированно рассмотреть механизм отношений норманнов и квенов с карелами и колбягами (Лебедев 1985: 59-61). Территориальная локализация «земли колбягов» и отождествление этой «этно-социальной группы» kylfingr убедительно обоснована в работе Д. А. Мачинского: «колбяги» «Русской Правды», византийских, арабских и скандинавских источников соотносятся «гибридным» финно-скандинавским этносом, археологически представленным «приладожской курганной культурой» IX- XII вв. (Мачинский 1988:90-103).