Иосиф Брашинский - В ПОИСКАХ СКИФСКИХ СОКРОВИЩ

Та же участь, что и гривну, постигла и золотую обкладку горита, обломки которой Дюбрюкс еще успел увидеть у скупщиков краденого. Это замечательное произведение искусства также было варварски уничтожено грабителями при дележе добычи. По-видимому, еще многие другие бесцеппые творения искусства были похищены. Часть из них была переломана и переплавлена в слитки золота, часть продана, иные находки — надежно схоронены похитителями. Еще и много лет спустя, в 1859 г., в Керчи было куплено восемнадцать золотых бляшек из Куль-Обы.

Единственная ценная находка, которую удалось спасти, — это золотая бляха в виде оленя, возвращенная Дмитрием Бавро. Эта массивная бляха (вес ее 266 г), служившая центральным украшением кожаного щита, представляет собой стилизованную фигуру лежащего с подогнутыми ногами оленя. На его туловище помещены рельефные изображения льва, сидящего грифона и прыгающего зайца. Под шеей оленя — лежащая собака; один из его ветвистых рогов заканчивается головой барана. Вместо хвоста —- птичья голова.

Золотая бляха в виде оленя — украшение щита. Куль-Оба. IV в. до н. э. Эрмитаж.

Царь Николай I повелел дать Бавро за возвращенную находку вознаграждение в размере 1200 рублей — огромную по тому времени сумму — и объявить всем жителям Керчи, что если кто из них найдет ценности и представит их начальству, то получит за это достойное вознаграждение. Но на царские посулы никто не польстился, несмотря на приманку в виде крупного вознаграждения, выданного Бавро.После ограбления Куль-Обы Стемпковский отдал строжайшие распоряжения для надлежащей охраны входа в гробницу: на день выставлялся караул, а ночью курган охранялся конным патрулем. Но несмотря на принятые меры и на то, что в склепе находили уже только единичные мелкие бляшки, «жажда к добыче золота, — пишет все тот же Павел Дюбрюкс, — превозмогла страх тюрьмы, а тем более смерти», и каждую ночь человек пять-шесть отправлялись на курган, ставили караульного и, когда приближался патруль, прятались за горой. Так продолжалось до 28 сентября, когда рухнувшая северная стена сильно ранила в ноги двоих из непрошенных посетителей, вошедших, как замечает Дюбрюкс, «в склеп не с тем, чтобы подивиться древнему строению, но поискать золота, ускользнувшего от нашего внимания». После этого случая ночные посещения прекратились, тем более что склеп к тому времени представлял из себя уже лишь груду камней. Прекратились поиски также и археологами.

Однако лопата исследователя коснулась кургана еще раз. Сорок пять лет стояла Куль-Оба, забытая археологами, твердо убежденными в тщетности и бессмысленности новых поисков. От кургана, с которого с течением времени жители окрестных селений продолжали разбирать камень на разные строительные нужды, остались нетронутыми лишь незначительные части. На том мосте, где некогда был обнаружен знаменитый склеп, между скал, окружавших его со всех сторон, образовалась небольшая впадина. Ничто здесь больше пе напоминало о блестящем открытии. Но в народе слава Куль-Обы не была забыта, курган был овеян таинственными легендами. Керченские жители перекрестили Куль-Обу в «Золотой курган». Директор Керченского музея Ашик писал в 1848 г. о путанице, которая возникла в связи с этим: ведь возле Керчи был другой курган, испокон веков носивший название Золотого — знаменитая Алтын-Оба. Ашик указывал, что теперь керчане смешивают эти два кургана, так что «если речь идет об одном из них, то надобно спросить, о котором: о ближнем ли или о дальнем».

Но в 1875 г. тогдашний директор Керченского музея А. Е. Люценко решил предпринять новые раскопки кургана с целью его доследования. На это предприятие его толкнуло прежде всего содержавшееся в опубликованном к тому времени отчете Павла Дюбрюкса упоминание о том, что тот видел нетронутую насыпь из мелких камней и под ней предполагал наличие еще одного захоронения, которое ему не удалось, как он сообщал, исследовать из-за того, что степы склепа завалились. Кроме того, Люценко решил удостовериться, нет ли в кургане еще и других погребений, как это обычно в больших курганах.

Куль-обский склеп был снова вскрыт и очищеп от завалов. Стены его оказались наполовину разобранными. Весь пол, выложенный, как упоминалось выше, огромными каменными плитами, был взломан, плиты расколоты на части и вывезены. Под полом Люценко обнаружил несколько ям в скалистом материке, но никаких следов погребений там не оказалось. Весьма возможно, что при возобновившейся после 1830 г. добыче камня с Куль-Обы окрестные жители сделали здесь еще не одну ценную находку. Не исключено также, что на кургане повторно хозяйничали кладоискатели — к тому времени в Керчи возникла и расцвела «профессия», представителей которой называли «счастливчиками». Они раскапывали древние могилы с целыо грабежа и наживы и сбывали награбленное торговцам древностями, что также превратилось в особую «профессию». Однако никаких сведений о находках, которые можно было бы связывать с Куль-Обой, до нас не дошло.

Раскопки Люцепко оказались, таким образом, безуспешными. Нe нашлось новых погребений и в тех траншеях, которые Люценко прокопал в кургане. Было найдено лишь несколько мелких золотых бляшек, таких же, как в 1830 г.

Неудача Люцепко окончательно отбила интерес к Куль-Обе. Однако курган и до сих пор остается недоследованным. Лишь после того, как будет удалена вся его насыпь, можно будет твердо сказать, что он изучен полностью и открыл все свои тайны. Пока же этого утверждать нельзя. Пока он, возможно, таит в себе еще не одну загадку. В наши дни, когда археологи при раскопках кургапов пользуются современной техникой — мощными бульдозерами, скреперами и т. п., полное исследование Куль-Обы стало вполне реальным и представляется весьма заманчивым и крайпе необходимым. Последняя точка в исследовании кургана еще не поставлена.

Кто же был похоронен в Куль-Обе с такой поистине царской пышностью? Первые исследователи высказывали по этому поводу самые различные, взаимоисключающие и порою фантастические предположения. Некоторые полагали, что в кургане был похоронен боспорский царь. Такое предположение казалось естественным, поскольку курган был сооружен в самой непосредственной близости от столицы Боспорского царства Пантикапея. Называли даже имя этого царя — Перисад. Дело в том, что на золотом олене — нащитной бляхе — процарапаны греческие буквы «ПАI», по-видимому, сокращение имени мастера, изготовившего его. Кое-кто из исследователей же решил, что эти буквы представляют собой начало имени боспорского царя Перисада I (по-гречески — Пайрисадес), правившего на Боспоре с 349 по 311 г. до н. э., при котором государство достигло большого могущества.