Иосиф Брашинский - В ПОИСКАХ СКИФСКИХ СОКРОВИЩ

Во всей этой волоките с сокровищами Куль-Обы много непонятного и загадочного. Думается, что в определенной мере здесь мог действовать и своеобразный «местный патриотизм». На такую мысль наводит содержание письма, отправленного в Министерство внутренних дел генерал- лейтенантом Красовским, исполнявшим обязанности новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, в котором он сообщает о посылке вещей с Карейшей. В этом письме содержится настоятельная просьба оставить для Керченского и Одесского музеев те ценности, которые не будут сочтены необходимыми для Эрмитажа.

Здесь уместно напомпить в нескольких словах о личности самодержца всея Руси Николая I. Известно, что он был человеком невежественным. Блестящие воспитатели не смогли привить ему никаких знаний, поскольку все их старания разбивались о неуемное увлечение Николая одной лишь военной муштрой, которая была его единственной страстью. Его мечтой было превратить всю Россию в гигантскую казарму или военное поселение. Больше всего на свете он боялся образования, которое считал чрезвычайно вредным, особенно для простых людей, ибо «составляя лишнюю роскошь, оно выводит их из круга первобытного состояния без выгоды для них и государства». Николай и сам не пытался казаться образованным — это был законченный солдафон, однако очень любил окружать себя царской пышностью, и одним из средств достижения этой цели было приумножение сокровищ императорского Эрмитажа. В его Эрмитаже должны были быть такие сокровища, которые затмили бы богатства любой другой европейской коронованной особы. Этим и следует объяснить повышенный интерес, проявленный царем к открытию в Куль-Обе. С другой стороны, он, естественно, не мог допустить, чтобы его царская воля могла быть кем-то не исполнена без всякого промедления.

Наконец, 18 февраля 1831 г., спустя пять месяцев после открытия куль-обского погребения, сокровища, обнаруженные в нем, были доставлены Карейшей в столицу и предстала перед царем для «высочайшего обозрения и распоряжения». Николай был доволен. Вещи произвели на него большое впечатлепие. Еще бы, подумать только — столько золота. Ведь это была первая столь богатая находка не только в России, но и во всем мире. Она была достойным украшением императорского Эрмитажа и сразу же стала жемчужиной собрания. Подобных древних сокровищ не имел ни один европейский монарх. Царь был польщен, в нем разгорелись честолюбивые стремления, он жаждал новых блестящих находок.

Карейша доставил в Петербург н отчет Стемпковского о раскопках Куль-Обы, из которого Николай впервые узнал, что часть сокровищ из кургана была расхищена грабителями. Он был крайне разгневан: ведь вещи принадлежали ему, «хозяину земли русской». Царь приказал отобрать их и немедленно доставить в Петербург, не подозревая, что большинство вещей давно уже безвозвратно погибло. «А между тем, — приказал царь, — запретить открывать впредь подобные вещи без особого на то разрешения правительства: ибо разрытие гробниц всегда было воспрещено».

Безвестный чиновник девятого класса Дамиан Карейша, доставивший куль-обские находки, становится героем дня. Царь жалует ему бриллиантовый перстень «за участие в отыскании большей части тех вещей». О Дюбрюксе, истинном герое Куль-Обы, никто не вспоминает. Имя его ни разу не упоминается ни в одном официальном документе. А ведь именно ему наука обязана наиболее подробным и достоверным описанием раскопок этого замечательного кургана, описанием погребального склепа и всего того, что в нем находилось. Лишь много лет спустя, когда Дюбрюкса, умершего в страшной нищете, давно не стало, о нем вспомнили и имя его было справедливо восстановлено во главе списка исследователей Куль-Обы.

Карейше Николай повелел вернуться в Керчь н продолжать там под руководством Стемпковского отыскивать «подобные куль-обским древности в гробницах», а на расходы ему было выдапо две тысячи рублей.

Начиналась новая глава русской археологии.

Безмолвен курган одинокий...

Наездник державный забыт,

И тризны в пустыне широкой

Никто уж ему не свершит!

А. К Толстой

Блеск золота Куль-Обы ослепил царский двор в Санкт-Петербурге. Царь Николай I теперь не жалел денег на новые археологические исследования в Керчи. Но он требует и новых золотых сокровищ. Начинается золотая лихорадка в русской археологии, длившаяся многие годы и связанная главным образом с деятельностью и соперничеством двух керченских археологов — Дамиана Карейши и Антона Балтазаровича Ашика, директора Керченского музея.

О плачевном итоге «золотой лихорадки» яркое представление дают слова преемника Ашика на посту директора Керченского музея А. Е. Люценко, инженера путей сообщения по образованию и специальности, высокообразованного человека, в отличие от своих предшественников правильно понимавшего цели и задачи археологического исследования Северного Причерноморья. Он писал, что «из сотни раскопанных курганов едва ли найдется десять разрытых порядочно; производили раскопки без всякой системы, беспрестанно переходя с одного места на другое. В описаниях раскопок редко определяли с точностью положение разрытых курганов и даже самих местностей, так что, обозревая их теперь на пространстве более 100 квадратных верст, невозможно судить, когда и кем они были раскопаны, что найдено было в них замечательного и все ли они расследованы как должно».

Конечно, не все раскопки Ашика и Карейши были бесплодными. Золотые сокровища пополняли царскую коллекцию Эрмитажа. Но это были не скифские, а греческие сокровища — ведь Керченский полуостров в древности принадлежал не скифам, а Боспорскому царству. «Кладбище» скифских царей следовало искать в другом месте, где-то в центре необъятных причерноморских степей, там, где кочевали скифские орды, и прежде всеготак называемые царские скифы. И вскоре поиски археологов увенчались успехом.

Примерно в 20 км от Никополя, у днепровских порогов на речке Чертомлык, возвышается огромный курган, издавна именовавшийся народом «Толстой могилой», а позднее получивший всемирную известность как Чертомлыкцкий курган, или Чертомлык.

Мы уже упоминали о том впечатлении, какое этот курган произвел па знаменитого путешественника XVIII в. Василия Зуева, который писал: «Выехав из Чертомлыка верст через пять, увидели мы превеликий круглый курган, какого я ни прежде, ни после не видывал. Его называют здесь Толстою могилою. Вокруг, видно, он также был окладен известковым каменьем, потому что сколь много по степи подъезжая к нему его валялось, больше того на сей художественной горе его было. Взошед на оный, довольно круто посреди самого верха представляется ямина, которая, однако, не от чего иного есть, как что земля осела, и в опой ямине стоит каменный болван увеличенного росту». Неудивительно, что курган произвел на Зуева столь большое впечатление. Он удивлял и многих позднейших ученых и путешественников: ведь высота его достигала почти 20 м, а окружность составляла около 350 м! Это был действительно гигантский курган, равный по высоте современному шести-семиэтажному дому.