Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Иван III уже не вернулся к практике своего отца. Он завещал своему сыну Василию «город Москву с волостьми и с путми». К великому князю Василию перешли две трети Москвы, принадлежавшие старшей княжеской линии, и одна треть младшей линии, одним словом – весь город. Уступка старине была сделана только в том, что Василий III совместно с братьями должен был, переменяя «по годом», держать наместников на годах Константина Дмитриевича, Петра Дмитриевича и Михаила Андреевича. Таким образом, конец третному владению Москвой окончательно произошел только в начале XVI века в связи с общей централизацией и созданием Российского государства. Однако сила традиции была еще так велика, что даже Иван III оставил особого наместника «на княж Володимеровской трети Андреевича». [535]

Так окончилась почти двухсотлетняя система владения Москвой по жребиям. Василий III Иванович (1505–1533 гг.) и Иван Васильевич Грозный владели всей Москвой и не делились властью с представителями младших княжеских линий. «Даю ему (то есть сыну Ивану) город Москву с волостями и станы и с путми и с селы и з дворы с гостиными и посадскими, и с тамгою, и с мытом, и с торги, и с лавками, и с дворы гостиными, и со всеми пошлинами», – пишет в своем завещании Иван Грозный. [536]

Москва XIV–XV веков была городом международным, связующим центром для Западной Европы и Азии. Поэтому и в составе ее населения, кроме русских, следует предполагать некоторое наличие иностранцев из тех стран, с которыми Москва поддерживала политические и торговые связи. Теоретически можно предполагать, что в Москве жили татары и другие народы Востока, греки, болгары и сербы, итальянцы, в первую очередь генуэзцы, из черноморских колоний, армяне, литовцы и поляки, немцы. Однако доказать действительное пребывание в Москве представителей этих народов – дело трудное и подчас невозможное, так отрывочны и разрозненны наши источники.

Наиболее точно устанавливается существование постоянной греческой колонии, место которой надо искать на б. Никольской улице, получившей свое прозвище от греческого монастыря с церковью св. Николая. Этот монастырь находился на самом конце улицы (если считать от Кремля) у позднейших Владимирских ворот. Уже в конце XIV века монастырь прозывался «Николою Старым», раньше чем приобрести другое название – «Большая Глава». Событие, в связи с которым упоминается монастырь Николы Старого, весьма показательно для характеристики его значения. В 1390 году митрополит Киприан вернулся из Константинополя в Москву и был торжественно встречен великим князем. Вместе с ним прибыли два греческих митрополита и русские епископы. Перед вступлением в Кремль митрополиты облачились у Николы Старого в архиерейские одежды и пошли крестным ходом в Успенский собор в Кремле. Таким образом, Никола Старый, позднейший греческий монастырь, в известии конца XIV века явно связывается с прибытием греческих иерархов.

Митрополит Киприан, видимо, любил греческий монастырь Николы, может быть, даже в ущерб русским обителям в Москве. Тот же монастырь при Киприане служил местом заключения для русских епископов; в нем три с половиной года сидел в заточении новгородский архиепископ Иван. [537]

В 1556 году Никольский монастырь был отведен для приезда и временного пребывания в Москве афонских монахов. Видимо, это не было новизной, а только подтверждением афонских привилегий более раннего времени. [538]Ведь греки были нередкими гостями в Москве и в более раннее время.

Еще в 1627 году монастырь назывался Николой Старым («у Николы у чудотворца у Старого»), – в 1658 году в нем жили греческий архимандрит и келарь. Патриарх Никон, как любитель всего греческого, угощался у них греческими кушаньями; монахи—греки «строили кушанье государю патриарху по—гречески». Никольский монастырь иногда назывался и другими прозвищами: «Большая Глава» или «что за Иконным рядом». [539]Самое прозвище «Большая Глава», возможно, указывает на какую—либо архитектурную особенность, например на византийский купол. Действительно, на чертеже Москвы в альбоме Мейерберга в этом месте показана довольно изящная церковь с одной главой, впрочем, ничем особенно не выдающаяся по сравнению со многими другими церквами, изображенными на чертеже.

В XVII веке греческая слобода помещалась уже за городом в приходе церкви Николы на Ямах [540]за Яузою, но в более древнее время эта местность находилась еще далеко за чертой города. Значит, появление греков за Яузою относится к сравнительно позднему времени. В более раннее время главным местом их поселения надо считать район Никольской и Ильинской улиц, где до последнего времени нередко селились греческие семьи. От церкви Николы Старого получила свое название и Никольская улица, сделавшаяся главной магистралью Китай—города относительно поздно. В XVII веке на Ильинской улице стоял греческий двор, «двор греческий, а на дворе дворник». [541]

Связи Москвы с Константинополем в XIV–XV веках, несомненно, были более оживленными, чем в позднейшее время. Греческое влияние и греческий язык приносили с собой прежде всего митрополиты и епископы греческого происхождения. Митрополиты Феогност и Фотий не могли обходиться без соответствующего штата из приближенных греков. Феогносту приписываются даже отрывки записной книжки с греческими записями о различных случаях митрополичьего обихода, опубликованные Бенешевичем и Приселковым. Прекрасно знал греческий язык и византийскую письменность митрополит Киприан, тесно связанный с образованными кругами Болгарии и Сербии. Епископы—греки нередко управляли русскими епархиями, к именам таких епископов обычно прибавлялось в пояснение слово «гречин».

Кроме того, «гости» из числа греческого духовенства нередко посещали русские города для сбора милостыни. При митрополите Киприане в Москве был трапезундский митрополит Феогност, а на следующий год два греческих митрополита, Матфей Адрианопольский и Никандр Ганский. [542]Приезды трапезундского и адрианопольского митрополитов в 1389–1390 гг. преследовали некоторые политические цели и стояли в явной связи с турецким наступлением на Трапезунд и Константинополь.

Быстрый рост Московского княжества привел к усилению его значения. Византийская империя, нуждаясь в материальной поддержке, обращала свои взоры на Московскую Русь. Византийские императоры готовы были рассматривать русские земли как своего рода провинции Византийской империи. Один из поздних византийских басилевсов Иоанн Кантакузин именовал себя «непоколебимым столпом всех крещеных, защитником догматов Христовых, мечом Македонов, царем эллинов, царем Болгар, Асаниев, Влахов, Русских и Аланов». [543]Однако действительность была очень далека от этого пышного титула, и русские отнюдь не считали себя подданными византийского императора. Поэтому в официальных документах тот же Иоанн Кантакузин называл Симеона Гордого великим князем Руси, любезным сродником царского величества. [544]