Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Доказательством широкого торгового общения русских с греками являются греческие слова, сохранившиеся в «условном языке» галичан (б. Костромской губернии). Об этом языке писал еще Ф. Глинка в 1816 году: «Сохраненное и поныне в некоторых купеческих обществах, оно доставляет им способ, особливо тем, которые разъезжают по ярмаркам, объясняться друг с другом о цене товаров и о прочем так, что никто из предстоящих разуметь их не может. Сие галичское наречие называют „Галивонские алеманы“». Новейший исследователь этого языка Н. Виноградов отметил в нем наличие ряда греческих слов: хириа (греч.) – рука, пенди (греч.) – пять и др. Это позволило Далю еще ранее утверждать, что подобные греческие слова искони занесены с Сурожья. [553]

Среди иноземцев, живших в Москве, находим также итальянцев, или фрязинов. Они появлялись на севере при посредстве донского пути, чаще всего через Москву, являвшуюся конечным пунктом длинной морской и речной дороги из Константинополя на Русь.

Торговые люди и ремесленники из итальянцев порой оседали в Москве и оставались в ней на постоянное жительство. Раньше говорилось уже о сурожанах Саларевых, прозвище которых позволяет думать об их итальянском происхождении. Об этой купеческой фамилии имеется интересное исследование В. Е. Сыроечковского. [554]

Близость, возникавшая между русскими и итальянцами, вызывала ревнивые взоры церковных властей, запрещавших русским родниться с латынами (католиками), брататься и кумиться под угрозой церковных репрессий. [555]Во второй половине XV века, когда приток итальянцев еще более усилился, мы находим в Москве постоянную итальянскую колонию, отличавшуюся в это время тем, что среди приезжих фрязинов начали преобладать венецианцы. Московское великое княжество, как известно, привлекало к себе взоры Венеции, надеявшейся сколотить на Востоке союз государств для борьбы с Турцией. Поэтому венецианские послы в Персию, известные Барбаро и Контарини, возвращались через русские земли и виделись в Москве с Иваном III. [556]

В конце XV века колония фрягов в Москве была значительной. По преимуществу это были различные мастера (денежники, ювелиры), а также строители каменных зданий, церквей, крепостных стен и башен.

Усиленный приток итальянцев в Москву начался еще до приезда Аристотеля Фиоравенти. В 1469 году в Москву приехали «фряги» Карл и его племянник Антон; они были родственниками жившего в Москве денежника Антона Фрязина. [557]

Одно краткое известие заставляет думать, что итальянская колония в Москве имела свою католическую церковь. В 1492 году в Москве произошло событие, которое произвело столь большое впечатление на русских, что летописец отметил его даже точной датой (17 мая): Иван Спаситель Фрязин, каплан постриженный Аугустинова закона белых чернцов, закона своего отрекся и чернечество оставил, женился, взял себе в жены Алексеевскую вдову Серинова, и князь великий его пожаловал селом. [558]Ренегатство католического священника рассматривалось в Москве как торжество православия. Отсюда непосредственное участие великого князя и пожалование села новообращенному. Но каким образом католический монах—августинец оказался в Москве и что он там делал» Как видим, он был капланом, то есть капелланом, или настоятелем церкви. Это обстоятельство должно было вызвать еще большее ликование в московских церковных кругах, рассматривавших католическое духовенство как своего векового врага.

Существование тесных связей с Италией и наличие итальянской колонии в Москве было явлением большого значения, оказавшим немаловажное влияние на русскую культуру. Появление Аристотеля Фиоравенти и других итальянских мастеров в Москве вовсе не носило характера внезапного поворота в сторону западноевропейской культуры, как это обычно рисуется в наших исторических работах. Культурные итальянские навыки притекали на Русь задолго до Ивана III, причем они шли в основном через Москву, а не через какой—либо иной город северной Руси. В этом отношении географическое положение Москвы, главным образом ее связь с Окой и Доном, сыграло для нее положительную роль, сделав великокняжескую столицу рассадником культурных навыков, притекавших на север из Средиземноморья.

Приток в Москву итальянцев еще усилился с конца XV века. Это были мастера стенные, палатные, пушечные и серебряные. Из рассказа Контарини, бывшего в Москве в 1486 году, видно, что итальянцы поддерживали между собою тесные связи. Контарини называет двух итальянцев, с которыми он встретился в Москве: которского уроженца, работавшего для великого князя серебряные сосуды – Трифона и Аристотеля Болонского (Фиоравенти).

Какое выдающееся положение в Москве занимали некоторые мастера—итальянцы, видно из завещания волоцкого князя Андрея Васильевича (не позднее 1491 года). В числе его кредиторов оказался Иван Фрязин, которому князь задолжал 350 рублей («полчетвертаста рублев»). В закладе у Ивана Фрязина лежали княжеские драгоценности: золотая цепь, малая золотая цепь, два золотых ковша, золотая чарка, большая золотая цепь и 12 серебряных мисок. Эти вещи подарили князю его мать и его старший брат, великий князь. [559]

Потомки итальянцев, осевших в Москве и принявших православие, вступали в число дворян или городских людей. В XVII веке в Москве жили, например, подьячий Андрей Фрязин, Иван Фрязов, немчин Максим Фрязов, Матвей Иванов Фрязов. [560]Среди убитых под Казанью детей боярских находим Ивана Павлова сына Аристотелева. [561]Не был ли этот боярский сын Аристотелев внуком знаменитого архитектора» Впрочем, летопись знает только одного сына Фиоравенти – Андрея.

Итак, у нас есть основания думать, что итальянцы—фрязины не только появлялись и оседали в Москве на постоянное жительство, но имели здесь и свою колонию. Однако местожительство итальянцев, как и других «латинян» – католиков, не поддается приурочиванию. Известно лишь, что итальянцы имели дворы в Кремле; там стоял дом Аристотеля Фиоравенти, там находился «Онтонов двор» – дом одного из приезжих фрягов. Более твердая и упорная крестьянская память сохранила под Москвой несколько деревень с названиями «Фрязево», «Фрязино» и т. д., но в городе древние названия менялись быстрее и прихотливее. К тому же, если предполагать, что католики уже в XV веке имели в Москве свою церковь с капелланом, то их поселение должно было находиться за городской чертой, в особой слободе. Позднейшая Немецкая слобода «Кокуй» находилась слишком далеко от города, но Снегирев указывает старое немецкое кладбище в районе церкви Николы Болвановки, у Таганских ворот. Может быть, здесь и надо искать первоначальную фряжскую колонию.