Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Позже византийские императоры завязывали с московскими князьями родственные отношения. Великий князь Василий Дмитриевич «отда дщерь свою Анну за Ивана за Мануиловича во Царьград». Это был момент большого политического напряжения Византийской империи, которой угрожал султан Муса. Брак был заключен, по византийским известиям, в 1414 году, по русским – в 1411 году. Анна прожила недолго и умерла от морового поветрия. Ее супруг позже сделался императором под именем Иоанна VIII Палеолога. [545]

Нет ничего удивительного в том, что греческое культурное влияние сказывалось в Москве XIV–XV веке очень сильно. Обычно его связывают с митрополитом Киприаном, но это неправильно. Вместе с Киприаном в Москву пришла не столько греческая, сколько южнославянская струя, принесенная из Болгарии и Сербии, тогда как греческий язык получил распространение среди образованных русских людей задолго до Киприана. Рассадником византийского просвещения был Богоявленский монастырь в Москве. По очень достоверным показаниям, это значение монастырь получил еще при митрополите Феогносте в первой половине XIV века. Монахи Богоявленского монастыря поддерживали тесные связи с митрополитом Феогностом, греком по происхождению, прекрасно понимавшим первенствующее положение московских князей. «Любил же их, – пишет о богоявленских монахах современник, – и Феогност митрополит всея Русии и часто к себе призывал и упокаивал и угощал, и почитал их добре». [546]

Среди русских монахов Богоявленского монастыря особенно выделялись Алексей и Стефан. Алексей, впоследствии сделавшийся московским митрополитом, был образованным человеком. Ему приписывают перевод Нового Завета с греческого языка на русский. Стефан, из рода радонежских бояр, брат Сергия Радонежского, был игуменом Богоявленского монастыря и духовником московской знати и самого великого князя Симеона Гордого.

Знание греческого языка было довольно распространенным явлением в среде московского духовенства уже с половины XIV века. Митрополит Алексей собственноручно подписался по—гречески на грамоте о границах Сарайской епархии: «Алексей Божиею милостию митрополит всея Росии, и пречестен». Издатели указывают, что титул «и пречестен» принадлежал в Византийской империи только знатнейшим митрополитам, ранее им пользовался предшественник Алексея на митрополичьем столе, митрополит Феогност. [547]Алексея и надо считать истинным насадителем греческого просвещения в Москве. Вслед за Богоявленским монастырем, из стен которого вышел сам Алексей, под его непосредственным наблюдением и попечением возникли другие московские монастыри, рассадники византийской образованности: Симонов, Андроников и Чудов.

Основатель Симонова монастыря – игумен Феодор – был частым гостем в Константинополе. В 1383 году он ездил по поручению великого князя в греческую столицу и прожил в ней свыше года. В 1386 году Феодор по великокняжескому желанию снова отправился в Константинополь и находился там продолжительное время. [548]После смерти ростовского епископа Матфея Гречина игумен Феодор был поставлен на его место, но уже в сане архиепископа. Что в Ростове в это время имелись греческие книги и были люди, знавшие греческий язык, видно из жития Стефана Пермского. Он пребывал в Ростове до своего поставления в пермские епископы. Здесь он выучился греческому языку и грамоте. [549]«Добре» же читать и говорить по—гречески нельзя было научиться без знающих и опытных наставников.

Долгое пребывание Феодора в Константинополе не могло пройти для него бесследно, но еще вероятнее, что Феодор, как и Стефан, изучил греческий язык уже дома. Имеются переводы творений патриарха Филофея с пометой: «Переведен же бысть на русьскый язык Федором пръво прозвитером». [550]Известно, что Алексей был поставлен на русскую митрополию патриархом Филофеем, который и после поддерживал московского митрополита против его врагов. Поэтому в Феодоре первопресвитере с полным основанием можно видеть позднейшего симоновского игумена, научившегося греческому языку в Богоявленском монастыре или при дворе митрополита.

Что касается Андроникова монастыря, то он был основан митрополитом Алексеем по обету, данному во время морской бури при путешествии в Царьград. Воображение его основателей дало небольшому ручью, впадающему в Яузу и текущему в глубоком овраге, название Золотого Рожка в память о безопасной и величественной пристани в константинопольском Золотом Роге. Андроников монастырь быстро сделался одним из центров переписки церковных книг.

Великолепный Царьград так привлекал к себе русских людей в XIV–XV веках, что некоторые из них навсегда покидали родину и оставались в нем до конца жизни. Так поступил игумен серпуховского Высоцкого монастыря Афанасий, купивший в Константинополе келью и скончавшийся на чужбине. Записи на книгах говорят нам, что Афанасий был не одинок в своей любви к Царьграду. Книги, переписанные в Константинополе, встречаются и в наших библиотеках. Такова Диоптра 1388 года. Она была написана при Иоанне Палеологе и патриархе Ниле рукою некоего Зиновия. Русские добровольцы—каллиграфы застревали в греческих монастырях, где занимались перепиской и переводом книг с греческого на русский язык. Некоторые записи в книгах Чудова монастыря XIV–XV веков сделаны греческими словами и буквами. Например, в рукописи библиотеки б. Чудова монастыря находим подпись: «Правил иеромонах Иона, етос (т. е. лета) 6951», иными словами, в 1443 году. [551]

В числе греков, остававшихся в Москве, встречались мастера и торговые люди. Успенский собор расписывали фресками «греци, митрополичи письцы». Позже в Москве работал знаменитый Феофан Грек. Древнейший московский летописец именует его «Феофан иконник гръчинъ филосовъ», подчеркивая этим, что Феофан не был просто иконописцем, но и «философом», мудрецом, просвещенным человеком.

Торговые отношения обычно имеют взаимный характер, но сказать положительно о пребывании греческих купцов и ремесленников в Москве не так легко.

Однако и в данном случае мы не совсем бессильны. В. Г. Васильевский признал имя Некомата, сурожанина, столь долго интриговавшего против Дмитрия Донского, греческим. Между тем Некомат был сурожанином, то есть купцом, торговавшим с Сурожем, городом—посредником в русско—греческой торговле XIV–XV веков. Тот же Васильевский отмечает еще имена и других гостей—сурожан, которые также могут быть признаны греческими. Какая—то часть ремесленников и торговцев греческого происхождения должна была оседать в Москве, а общность веры способствовала еще большему сближению греков и русских. Не такому ли торговому человеку, например, принадлежала одна рукопись из библиотеки Чудова монастыря» В начале и в конце ее кто—то небрежно нарисовал пером корабли, воинов, львов. На первом ее листе полууставом начала XV века написано: «По сей кабале яз Дмитрей пору». Раньше было написано «послужиру», но буквы «служи» зачеркнуты. Это начало служилой кабалы, которые давали на себя люди, терявшие свободу по подобной записи. [552]