Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Часа через полтора принесли указ президента о назначении генерала армии Лобова начальником Генерального штаба…

В истории этого назначения была своя политическая интрига, связанная с характером отношений между Ельциным и Горбачевым. До сих пор мало кто знает, что между ними 23 августа 1991 года в Кремле произошел некий «бартер, ный обмен». '

Когда Ельцин явился в Кремль и стал напористо выжимать из Горбачева согласие на назначение Шапошникова министром обороны, Михаил Сергеевич сломался не сразу. Даже несмотря на то, что Ельцин щедро разукрашивал Шапошникова комплиментами за то, что тот противодействовал реализации планов ГКЧП.

Горбачев ничего против Шапошникова не имел, но не мог не понимать, что, в сущности, идет речь об откровенном протаскивании на главный военный пост в Союзе человека Ельцина. Это в определенной мере ущемляло его самолюбие. Но в той ситуации, когда от поведения Ельцина могла уже зависеть и карьера самого Горбачева, и дальнейшая судьба Союза, Михаил Сергеевич решил проявить гибкость и уступить президенту РФ.

Соглашаясь на назначение Шапошникова, Горбачев понимал, что теперь армию будет возглавлять не «свой» человек. Это было опасно. И потому, скорее всего, решил, что на втором по значимости посту в армии должен быть военный, на которого он мог бы в полной мере опираться. Таким человеком был Лобов, перед которым у президента СССР был к тому же давнишний «долг» — обещанный еще в 1987 году пост начальника Генштаба…

Мотивируя свое решение о выборе Лобова на эту должность, Горбачев вспомнил и алма-атинские события 1986 года, и то, что Лобов никакой стороной не причастен к той генштабовской команде, которая управляла войсками во время событий 19–21 августа. К тому же Лобов уже имел немалый опыт работы в ГШ и его авторитет как профессионала был высоким.

Настояв на своем, Горбачев таким образом давал понять Ельцину, кто еще в доме хозяин, а главное — оказывал протекцию человеку, на которого рассчитывал опереться…

Ельцин неохотно, но согласился.

… Через несколько дней после августовских событий министр обороны Шапошников давал интервью, в котором высоко отозвался о позиции командующего войсками Ленинградского военного округа генерал-полковника Виктора Самсонова в период «путча» и между строк намекнул, что и российские власти, и новое руководство Минобороны по достоинству сумеют оценить это…

Уже тогда во многих арбатских кабинетах заговорили, что такие комплименты просто так не раздаются.

Говорили и о другом — у генерала армии Лобова нет таких «ярких заслуг» перед демократией, как у Шапошникова, Грачева, Самсонова. И потому его назначение противоречило логике тех, кто праздновал победу над «хунтой» и раздавал высшие посты в армии генералам, успевшим проявить себя в услужении новому режиму…

… С первых дней работы Лобова в должности начальника Генерального штаба Вооруженных Сил бросалось в глаза, что атмосфера вокруг него (особенно в аппарате министра) была прохладной.

Лишь генерал для особых поручений Владимир Антонович Золотарев да начальник секретариата НГШ работали с искренней самоотдачей, не вступая в аппаратные пересуды.

Потихоньку и я начинал понимать в чем тут дело. На первой же встрече с подчиненными Лобов заявил, что видит ГШ «интеллектуальным трестом» Вооруженных Сил, что здесь должны работать люди с самой высокой степенью профессиональной подготовки. И что балласту лучше бы самостоятельно уйти (а таких было немало).

Старый аппарат ГШ, сложившийся при бывшем начальнике Генштаба генерале армии Михаиле Моисееве, был хорошо спевшейся компанией, в которой существовала своя система ценностей и критериев. В команде Моисеева собрались «свои», притершиеся друг к другу люди. Возникшая после прихода Лобова опасность расставания с престижными должностями раздражала и злила их. Каждого новичка они встречали настороженно и холодно.

Я был одним из таких новичков. Потому старался поменьше контактировать со «стариками», держась в основном за Золотарева.

Как-то так сложилось, что при бывшем начальнике Генштаба Моисееве журналисты часто сетовали на то, что ГШ — слишком закрытая «контора». Моисеев нередко ссылался на то, что он по уши в делах и в рекламе не нуждается. Представителей наиболее зловредных газет никто не хотел пускать на этажи ГШ, дабы не всплыло еще какое-нибудь новое дерьмо, находить которое (или изобретать) московские газетчики большие мастера…

Были и другие причины.

Некоторые наши военачальники просто боялись прессу. Высочайшие профессионалы, умеющие прекрасно работать головой, иногда были совершенно беспомощны при «работе языком».

Лобов с первого дня службы в новой должности коренным образом сломал у прессы представление о начальнике Генштаба как о сверхсекретной фигуре, чиновнике, который боится без бумажки сказать живое слово.

Ни одной газете, теле· или радиокомпании он не отказывал в просьбе подготовить статью, дать интервью.

Во многом эта ноша ложилась на плечи генерала Золотарева, который работал в таком бешеном ритме, что я начинал опасаться за его здоровье. Телефоны в его кабинете звонили с такой частотой, что я, обращаясь к генералу, не успевал даже полностью выговаривать имя и отчество…

Новый начальник Генерального штаба часто печатался в газетах.

Здание Союза все больше расшатывалось, во весь рост вставал вопрос о судьбе армии, и Лобов искал пути ее спасения.

В одной из статей он писал, в частности:

«…Β условиях практического распада СССР, активной суверенизации республик, появившихся в результате этого совершенно новых структур в сфере обороны назрела настоятельная необходимость строить Вооруженные Силы на совершенно иных принципах, не отказываясь при этом от их единства. С политической, экономической, социальной, правовой и сугубо военной точек зрения это единство лучше всего отвечает здравому смыслу, объективно диктуется сложившимися реалиями как внешнего, так и внутреннего порядка»..·

Все его статьи и интервью в то время были на 90 процентов посвящены именно этой теме. Параллельно аппарат НГШ готовил книгу об истории и опыте военных реформ в России и СССР, разрабатывал приемлемые формы существования Вооруженных Сил в посткоммунистический период.

Будучи полностью поглощенным работой, я не догадывался, что активность Лобова в прессе (и особенно его концептуальные взгляды на военное строительство в целом и на разграничение функций М0‘ и ГШ) вызывала не только настороженность, но и раздражение у министра.

Однажды я был поражен тем, что дежурный в приемной министра анализировал очередную статью Лобова, черным фломастером подчеркивая в ней «крамолу». Особенно те места, где речь шла о новой модели Минобороны и ГШ, определении новых функций министра и НГШ…