Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Назарбаев очень хорошо знал Лобова еще с тех времен, когда генерал был командующим войсками Среднеазиатского военного округа. Он знал, безусловно, и то, как вел себя командующий во время алма-атинских событий 1986 года…

Но издевательства нового режима над заслуженным военачальником не закончились в тот день, когда его тайком сняли с должности…

Генерал армии Лобов вспоминает:

— А дальше началась грустная комедия моего увольнения в запас, которая длилась почти три года. Слишком много места заняло бы описание всех чиновничьих глупостей, достойных пера Салтыкова-Щедрина. Скажу только, что было издано несколько приказов о моем увольнении с грубыми нарушениями законодательства. Каждый из них неизменно отменяли и снова пытались найти возможность от меня избавиться. При этом все три года я то находился за штатом, то назначался на совершенно абстрактные должности. Наконец, мне все это порядком надоело, пришел в Главное управление кадров и сказал: «Сам уволюсь. Через госпиталь. По болезни». Так и сделал.

И вот 11 октября 1994 года меня пригласили к начальнику Генштаба. В тот день как раз исполнилось 40 лет моей службы в армии. Грешным делом подумал, что решили меня поздравить. Прихожу. Поговорили с начальником Генштаба о том о сем. Он вручает мне какую-то коробку и красную папку: извини, мол, что без торжеств, там все написано. Позже открыл коробку, там — кортик. А в папке — приказ о моем увольнении из армии. Ладно, прихожу в военкомат. Военком нашел мое личное дело, посмотрел и говорит: «Товарищ генерал армии, да вы же уволены еще в 1992 году, с того времени личное дело ваше у нас лежит». Вот так! Генерала армии уволить нормально и то не в состоянии…

… В последнее время я несколько раз встречал его в Генштабе. Он был в скромной кожаной куртке, как всегда аккуратный и подтянутый. Мне показалось, что уже мало кто из новоиспеченных российских генералов узнавал его.

Я спросил Владимира Николаевича о житье-бытье. Он посмотрел на меня какими-то грустными глазами и сказал хорошо знакомым мне сипловатым голосом:

— Все нормально. Вы только тут держитесь…

Когда-то он был здесь полновластным хозяином. Здесь замышлял «переделать армию по-толковому».

Не дали.

И сами не переделали…

… Иногда в Генштабе офицеры заводят разговор о ветеранах ГШ и вспоминают фамилию Лобова. Нет-нет да и скажет кто-то:

— Это тот начальник Генштаба, которого втихаря сняли? Когда я слышу это, мне хочется вмешаться в разговор и уточнить:

— Не сняли, а свергли.

Так будет точнее…

А что же было на том приеме у Бурбулиса?

После того как генерал армии Лобов четыре часа прождал аудиенции в приемной, ему сказали, что лучше прийти завтра. Больше в Кремль Лобов не обращался…

… Мы сидим с Владимиром Николаевичем в его кабинете в Совете ветеранов Вооруженных Сил, который «дислоци. руется» на Гоголевском бульваре. Говорим о том, о чем, наверное, часто говорят сегодня все военные, — о тяжелом положении армии и его причинах. Лобов берет лист бумаги и чертит на ней хитроумную схему смены высшего руководящего состава российской армии со времен Петра до наших дней. Такой кадровой чехарды, какая пошла при нынешней власти, в стране никогда не было.

— Такое впечатление, что кто-то злонамеренно управляет этим процессом, — говорит Лобов. — Человек садится в кресло, не успеет осмотреться, — его уже «выкуривают»… За шесть лет — шесть начальников Генштаба сменили… Закономерность или умысел?…

Об этом же мне говорил в свое время еще один генерал армии — Игорь Родионов.

Форма мысли была разной — суть та же…

Впрочем, и военные судьбы этих генералов чем-то очень похожи.

…Над этим очерком о Лобове я работал более шести лет. Когда он был готов, решил показать его генералу. После основательного знакомства с текстом Владимир Николаевич сделал немало принципиальных замечаний и даже снабдил меня некоторыми документальными источниками, которые очень помогли мне при доработке материала. Через некоторое время я еще раз повез очерк Лобову и попросил его посмотреть окончательный вариант. Генерал сказал, чтобы я подъехал через несколько дней.

Строго в назначенное время я был возле его кабинета на Гоголевском бульваре. У меня не было никаких сомнений, что после каких-то косметических правок я заберу материал у генерала. И тут началось странное…

Даже не достав мою рукопись из шкафа, Лобов стал спрашивать меня, почему в моей книге нет очерков о маршалах Язове и Ахромееве, генералах армии Моисееве и Самсонове. Я ответил, что моя книга посвящена наиболее известным генералам, занимавшим ключевые посты в МО и ГШ после августовских событий 1991 года. Что же касается Самсонова, то я не успел хорошо присмотреться к нему: близко с ним поработать мне не удалось, да и служил он у нас на Арбате в два захода всего по несколько месяцев…

Было заметно, что Лобова такой ответ не устраивает. Я тактично дал понять ему, что концепция книги и выбор персоналий — личное дело автора. А главное для меня сейчас — поскорее получить оригинал. Но генерал явно тянул резину, заметив между прочим, что ему не по душе «компания» людей, среди которых он оказался в книге. В ответ на это я двинул свой аргумент: в книге наряду с одиозными личностями есть и такие, служить рядом с которыми тысячи военных людей считали за честь.

И в этот раз свой материал из рук Лобова я не получил. Он опять попросил меня зайти позже: «Я еще подумаю». Прошатавшись по холодному Гоголевскому бульвару два часа, я снова предстал пред очи Владимира Николаевича. Была надежда: вот сейчас прочтем вместе материал, сделаем правки и наконец-то эта тягомотная процедура завершится.

Но меня ждало разочарование. Словно забыв о цели моего появления в его кабинете, генерал пустился в пространные размышления о роли офицерства в истории России. Терпеливо выслушав его, я дал понять Владимиру Николаевичу, что пора бы приступить к делу. Он опять медлил. Тогда я в лоб спросил его:

— Может быть, в очерке есть ложь, искажение фактов, оценок?

— Нет, не в этом дело, — ответил он.

— Тогда в чем же? '

— Ты не горячись, я еще подумаю… Зайди часика через Два.

Я не сдаюсь.

— Давайте пройдемся по каждой букве.

— Ты погуляй пока…

…И снова обжигает меня холодный сырой ветер на бульваре.

Идиотизм ситуации бесит. Зачем я приперся к Лобову? Ведь если следовать такой логике, то надо было «носить на утверждение» очерки всем, о ком я написал… Но это этическая, а не законодательная норма… Ситуация странная: написал о человеке добрыми красками, а его не устраивают «соседи» по книге… Я вспоминаю о том, как шесть лет назад пытался спасать реноме Лобова в газете, когда его неожиданно сняли с должности. Тогда Владимир Николаевич сам приходил в редакцию — бегать за ним не надо было..