Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых

Кстати, вот ты спросил про «череду расколов в «Памяти». С одной стороны, они проистекают из того, о чем я говорил прямо перед этим. Изменение «Памяти» и превращение ее в православно-националистическую организацию, сам понимаешь, очень многих не устраивало. Это же ведь 80-е годы. Это еще СССР, и вдруг вместо общества «беспартийных коммунистов» православные, да еще националисты, да еще монархисты. Причем этот дрейф был сделан довольно быстро. Я не просто полагаю, я знаю, что практически все имитации расколов были вызваны именно этим. Появлялись какие-то смешные, на первый взгляд, люди, типа Смирнова или Сычева, которые, пару раз посидев у Васильева, вдруг заявляли, что они и есть «Память», и их заявление вдруг публиковал журнал «Огонек». Были люди и похитрей, такие как Филимонов, который какое-то время втирался в доверие, а уж позже имитировал «раскол». Васильев, конечно, это воспринимал очень эмоционально. Действительно, если Сычев и Смирнов-Осташвили просто заявили, что они, дескать, и есть «Память», то Филимонов, длительное время находившийся в организации, стал названивать людям, очерняя Васильева, с целью склонить к выходу из организации. И безусловно, если люди приходили и рассказывали Дмитрию об этом, то приятного в излагаемом было мало. С одной стороны — на это вообще можно было не реагировать, и все это затухло бы очень быстро. Но с другой стороны, это был и неплохой информационный повод для пропаганды. Иллюстрация к тому, как КПСС борется с «Памятью». К тому же и опять я сказал, что череда этих замеченных народом попыток расколов дает нам право сконцентрировать руководство и внимание на Васильеве, уменьшив значение совета как такового. И введение туда новых членов совета, отправив на отдых наследие ВООПИК.

— Кстати говоря, Осташвили много раз заявлял о том, что у Васильева имелись колоссальные по тем временам средства — получал он их от КГБ и арабов. «У него «Икарусы» и японский магнитофон»! помните?

— Ну, у зависти глаза велики. Это раз. Во-вторых, ты ж сам понимаешь, что приврать нужно было обязательно. Были, конечно, определенные совокупные средства и возможности, те же, например, ксероксы промышленные, денег немало, картриджи. Опять же, поездки по сто человек туда-сюда, кормить, поить. По понятиям голожопого Костика и его шпаны это, конечно, много. Например, вместо ксерокса можно было купить машину. Но Костик ведь не знал, что мы их не покупали, ксероксы. Да и вообще, этот крысеныш раза два-три всего заходил-то. Я хотел его погасить, а Дима сказал: не надо. Может, боялся шума. А чего боялся, все одно, его кончили. — Баркашов засмеялся. — Деньги, конечно, были, но не те, о которых говорят «с придыханием». Тема была такая, что многие в ней были заинтересованы.

— Это было действительно уникальное время. Но в итоге и вы приняли решение покинуть фронт «Память» и создать движение, которое потрясет всю Россию. Сейчас существует очень много досужих рассуждений по этому поводу, версий, слухов, наконец. Что происходило на самом деле?

— Вначале у нас возникли разногласия по поводу ведения агитации и пропаганды. Васильев хотел, чтобы пропаганда велась газетой, это большой формат, довольно много листов, и соответственно малый тираж. А время-то требовало уже более масштабной агитации. Я настаивал на том, что должны быть листовки и выпускать по темам, большой тираж, с долгоиграющей темой. Под каждую тему большой тираж. Потом возникли разногласия по форме и содержанию пропаганды. В газете соответственно писались длинные статьи, в большинстве про преимущества дореволюционной России. Исключительно в монархическом ключе. На что я возражал: во-первых, статьи слишком длинные и занудные, и среднестатистический человек читать не будет. Во-вторых, я указывал на то, что мы и так хорошо продвигаем идею монархии, но чрезмерная поспешность может приводить к обратному, так как люди готовы принимать это только в определенных порциях и вместе с антисемитизмом и национализмом.

Ну, представь: совок, 1989 год, а совку говорят: вы жили и родились в говне. Очень «умная» пропаганда своих идей. К тому же я считал, что мы можем сработать на масонов, если будем спешить. То есть Дима усмотрел, что я хочу отойти от монархизма, а я ему пояснял, что наши возможности меньшие, чем у наших противников, и они перехватят тему. В общем, так и вышло. Чуть позже жидки, Чубайс перехватили тему с цареубийством, обманув всю страну якобы найденными совсем в другом месте мощами (останками). И под это натурализовали в РФ кирилловичей — Машу и Гошу. Но в любом случае я опирался на ситуацию, вместо увеличения наших рядов происходила консервация. То есть рост численности становился малозначительным. А при этом и контингент не шибко радовал. В результате как-то самой собой сложилось, что мне нужно было выходить или «двигать» Васильева. Но двигать я его не хотел. Устраивать «расколы» — тем более. Мы с ним спокойно поговорили и договорились, что я выхожу и чуть позже создаю новое движение. Это было в августе 1990 го да. Надо сказать, что Васильев отнесся к этому с пониманием. Дело в том, что в принципе я забрал наиболее жестких, они не хотели оставаться под Васильевым, и если бы я не ушел, забрав их, то была бы заваруха, недовольство было уже значительным. А так какой раскол? Никто «Память» не колол. Вышли. Через пару месяцев создали другую организацию. Да, с Димой мы контактировали все последующее время.

— С чем вы связываете постепенное угасание фронта? Почему с середины 90-х, а может, и раньше начался закат «Памяти» Васильева?

— Про причины заката я в принципе уже сказал. Дима думал, что будет монополистом монархической идеи всегда. А получилось, что даже жиды попытались сыграть на этом. То есть сама идея была глубоко оппозиционна даже в конце 80-х, и это привлекало к «Памяти» внимание. А в первой половине 90-х только ленивый не стал монархистом. Опять же, про Чубайса и Немцова, которые, как с писаной торбой, прыгали и с наследниками Гошей и Машей, и с цареубийством, обыграв все по-своему. И типа, они белые, а все остальные красные, если против них.

Скажу больше: я человек очень верующий, это если мягко сказать. К тому же с большим опытом жизни и общения с людьми. Я и тогда, и сейчас убежден, как говорили святые отцы в Земле Русской просиявшие, что сам Господь укажет царя. Последнего православного царя, для противостояния антихристу. И это, разумеется, будет человек не выбранный умом людей, ибо всяк человек в ошибках своих. Такого царя выбрать человекам нельзя. Это мы слышим и у св. Серафима Саровского: Господь укажет, чудесным образом, что ни у кого не будет сомнений, что царь от Господа… но одни встанут за него и за веру, а другие будут против, и это в России.