А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

«Германские власти, не довольствуясь военнопленными, насильственно увозили бельгийцев и трудящихся других оккупированных территорий на принудительные работы в Германию. В 1918 г. в Германии находилось около 150 тыс. одних бельгийцев. Голодом, угрозами и насилием немцы старались заставить бельгийцев подписывать контракт о “добровольной ” работе в Германии. Положение бельгийцев в германских лагерях было настолько тяжёлым, что они тысячами умирали там от голода».

Трудовая повинность, была предусмотрена 52-й статьёй 4-й Гаагской конвенции о сухопутной войне от 18 октября 1907 г. [48], но условия содержания, согласно описанию Д. Джеффрейса, вряд ли соответствовали международному праву: «В конце 1916 года, к примеру, сотни русских военнопленных были использованы для работ на заводах “BASF” в Опау, Людвигсхафене и Лойне, на новых фабриках компании на реке Заале и ещё тысячи были привлечены в процессе войны. Менеджеры Людвигсхафена были настолько рассержены яростными протестами против бедственного содержания и несъедобного питания, что для возвращения дисциплины перевели военнопленных на “строгий режим”. Остаётся только догадываться, что это означало для несчастных русских» [1]. В одном из своих писем 1915 г. немецкий физик Вильгельм Рёнтген, чья фамилии стала нарицательной, констатировал: «В концентрационных лагерях русские должны как мухи умирать от сыпного тифа, ужасно!» [49], однако в цивилизованной Европе это, как часто будет и впоследствии, тогда никого не беспокоило. Жизнь самих немцев также была не такой уж и сладкой — в прямом смысле слова. 1916 год стал самым сложным для Германии, зиму 1916–1917 гг. назвали брюквенной, так как все основные продукты питания (молоко, масло, жиры животные и растительные, хлеб и др.) были заменены брюквой. Германия по самоопределению превращалась в страну «гениально организованного голода» [48].

В этом контексте важно, что к основанному союзу в 1917 г. присоседилась фирма « Chemische Fabrik Griesheim-Elektron», дополнив новое корпоративное объединение « Kleine IG» [40]. Несмотря на внедрение ацетиленовой и дуговой сварки, производство алюминия с помощью электролиза и получение поливинилхлорида, получившего столь широкое распространение в современности, красильные фабрики в Оффенбахе в начале века оставались самым прибыльным направлением для « Griesheim-Elektron» [86]. Компания специализировалась на проведении реакций, связанных с электролизом, который стал занимать существенное место в технологии изготовления красителей, и развивалась за счёт поглощений « Oehler Werke» и « Chemikalien Werke Grieshrim», став крупнейшей красильной лабораторией [375]. « Griesheim-Elektron» была основана Людвигом Байстом (Ludwig Baist), чья династия гессенских фармацевтов упоминается ещё в XV веке. Основным направлением « Chemische Fabrik Louis Baist & Co.», открытой в середине XIX века при поддержке основателя будущего партнёра « IG Farben» компании « Degussa» Гектора Ресслера (Hektor Rossler), стало производство сельскохозяйственных удобрений [85; 87].

Актуальность такого направления, возможно, была ничуть не меньшей, чем у взрывчатых веществ. В 1895 г. ещё один ученик Августа Гофманна, английский исследователь Уильям Крукс (William Crookes), впервые в публичном выступлении описал приближающуюся продовольственную катастрофу из-за истощения залежей чилийской селитры [302; 304].

В этот период ввозимые Англией удобрения стали предметов государственного интереса. Ещё выдающийся немецкий химик Юстус фон Либих (Justus von Liebig) писал про Англию: « Она выгребает плодородность других стран… Она вспахала поля Лейпцига и Ватерлоо и Крыма и уже добралась до захоронений в итальянских катакомбах…она вывозит с чужих берегов навозный эквивалент трёх с половиной миллионов мужчин, как вампир, присосавшийся к шее Европы». Крукс продолжил апокалипсические прогнозы, выступая в 1898 г. перед Британской ассоциацией развития науки [1]. Он призывал ликвидировать угрозу «азотного голода», научившись превращать атмосферный азот в искусственные азотные удобрения: « Очень возможно, что этот скромный опыт приведёт когда-либо к большой промышленности, предназначенной решить великую проблему пищи» [302]. В начале XX столетия профессора химии говорили студентам: «Главным сырьевым источником для получения азотной кислоты является селитра, и именно чилийская, запасов которой при самом экономном расходовании её может хватить лет на тридцать. Что дальше будем делать, мы пока не знаем» [16]. Таким образом открытие процесса синтеза азота Фрицем Хабером помимо обеспечения селитрой отодвинуло проблему быстро истощающихся чилийских нитратов [2] для удобрений.

Действительно, сегодня с помощью процесса Хабера — Боша производится более 100 млн. тонн азотных удобрений. От трети до половины атомов азота в наших телах получены с помощью этого процесса [5]. Правда у него есть и обратная сторона: окисленный азот, в течение 50 лет поступающий в почву, нарушил её естественный баланс, что привело к тому, что сегодня наш организм получает продукты с его повышенным содержанием, что может вызвать отравление [73].

Научный подход подтолкнул исследователей из « Hoechst» освоить выпуск препарата нитрагина, содержащего культуру способных связывать неорганический атмосферный азот бактерий Rhizobium , которую фермеры подсаживали в свои земли. Разработка стала следствием открытия Германом Гельригелем азотфиксирующих бактерий [27]. Так на коммерческой основе зарождалась микробиология. В тех же краях, на франко-германской границе в районе Страсбурга русский учёный Сергей Виноградский, открыв хемосинтез, по сути заложил основы микробной экологии и биогеохимии. По возвращении на родину он стал директором Санкт-Петербургского института экспериментальной медицины, где ему помогал Д. Заболотный, основатель отечественной эпидемиологии [132].

Несмотря на продемонстрированную способность преодолевать нехватку ресурсов силой научной мысли, немцы войну всё-таки проиграли. Тем не менее, стало очевидно, что в германских руках находится универсальная военная машина, в которой сосредоточены лучшая в мире научная школа и технологическое производство — кое-кто увидел в этом универсальный инструмент, используя который можно проложить себе дорогу к мировому доминированию. Даже после окончания войны центростремительные силы немецкого химического производства усиливались. Так, в августе 1919 г. появился «Азотный синдикат» в рамках « Stickstoff Syndicat GmbH» с преобладающей долей « BASF» [375].

«В лице “ИГ” мы имеем организацию, зловещие предвоенные разветвления которой господствовали над всем миром — путём гегемонии над снабжением органическими химикалиями, необходимыми и для мирных и для военных целей. Эта организация была своего рода кровеносной системой германской агрессивной военной машины. Из немецких источников нельзя узнать многого о военной деятельности и будущем значении ИГ. Над всем этим делом как бы опущена завеса тайны, но те, кто опустил эту завесу, хорошо понимают значение “ИГ” как козыря в будущей игре »[12].